Эти слова также стали для меня правилом жизни. Я понял: главный дар артиста от Господа — это возможность выйти на публику. Я видел тогда, как ему было тяжело и что он смотрел в одну точку — на свою обожаемую супругу Нелли. Но потом, когда он спел одну песню, вторую, ему становилось все легче и легче. И скоро перед нами стоял прежний, подтянутый, энергичный, отдающий всего себя публике Кобзон. Я сам был тому свидетелем!
Кто не видел Кобзона в эти тяжкие для него годы, не знал его или не обращал внимания на то, как он жил в это время, тем не повезло. А я видел, я знаю.
…Я часто пересматриваю свои домашние фотографии с Иосифом Давыдовичем. «Что ты со мной все время фотографируешься?» — как-то спросил он. Я ответил: «Знаете, когда ушел наш Махмуд, с которым мы виделись чуть ли не пять раз в неделю, то оказалось, что у меня осталось всего три фотографии с ним. Почему? Потому что мы так часто общались, что я даже не задумывался над этим». «Я хочу, чтобы мы с тобой общались до ста лет», — сказал Кобзон. «И я этого хочу, — говорю, — но еще я хочу запечатлеть мгновения, которые больше никогда не повторятся. Чтобы эти снимки навсегда остались для меня памятным знаком нашей дружбы».
«Я завещаю тебе Кобзона», — сказал великий Махмуд. И я принял это завещание с благодарностью, вниманием и пониманием, за что благодарю Судьбу. Если спросите, кто для меня Иосиф Кобзон, я отвечу: Великий Артист, Великий Человек, Великий Политик, Великий Гражданин. И все с большой буквы!
Любовь Моисеева, Александр Гамов
журналисты, радиоведущие ИД «Комсомольская правда»
О нашем Герое мы не можем (никак не получается!) вспоминать в прошедшем времени. Только в настоящем. И эпизоды, свидетелями которых вы, уважаемые читатели, сейчас становитесь, мы не отбирали специально. Потому что все, что с ним связано (всегда и все!), очень ярко! Судите сами…
…Октябрь 1998-го. Это еще до пожара, и мы располагаемся на улице Правды, 24. Готовимся к 80-летию комсомола. В редакцию неожиданно приезжает Иосиф Кобзон. Да не один, а с поэтом Андреем Дементьевым.
В Голубом зале они встречаются с другой легендарной парой — Алексеем Маресьевым (подвиг которого, как известно, лег в основу «Повести о настоящем человеке» Бориса Полевого) и Владимиром Семичастным (некогда шефом КГБ СССР и первым секретарем ЦК ВЛКСМ).
Гости попивают водочку из пластиковых стаканчиков, закусывают солеными огурцами, салом, картошкой в мундире и черным хлебом. Кобзон от водки отказывается — ему предстоит еще где-то выступать. А вот черный хлебушек берет — горбушку, отщипывает маленькие кусочки, потом запивает крепким чаем. Андрей Дементьев читает свое знаменитое «Нет женщин нелюбимых, невстреченные есть…».
Кобзон тему поддерживает:
— Сегодня некоторые говорят, мол, в комсомоле состояли одни бабники да пьяницы. Ну и что? Что же в этом плохого? Любовь и прочие «излишества» не мешали комсомольцам строить Магнитку, БАМ…
И продолжает:
— Признаться, мне не все нравится в «Комсомолке».
— И нам! — дружно поддерживаем мы.
И тут он произносит фразу, которая еще долго будет гулять по нашим редакционным коридорам:
— Но я очень люблю «Комсомолку». Будь она трижды…
счастлива! — И поет: — Не расстанусь с «Комсомолкой», буду вечно молодым!
Ну а мы ему, естественно, подпеваем…
«Дед, а мы думали, ты только бабушку Нелли боишься!»
…Октябрь 2012-го. К 75-летию Иосифа Кобзона «Комсомольская правда» выпускает книгу «Иосиф Кобзон. Как прекрасно все, что с нами было…». На презентацию в редакцию съезжается вся семья Иосифа Давыдовича, включая внуков.
И… тут снова возникает «хлебная» тема.
У центрального входа в «Комсомолку» — рынок выходного дня. Нелли Кобзон вдруг замечает на одном из прилавков буханки хлеба.
— О, ржаной хлебушек… — говорит она. — Иосиф его просто обожает!
К нам на презентацию она приходит с буханками.
Мы представляем книгу, параллельно идет пресс-конференция. Кто-то из журналистов спрашивает у Иосифа Давыдовича:
— А где страшнее было — в Афганистане или в Чернобыле?
Кобзон думает буквально несколько секунд, а потом отвечает:
— Страшно было везде. Но особенно — в «Норд-Осте»…
— Дед, а мы думали, ты только бабушку Нелли боишься! — восклицает одна из внучек.
Кобзон улыбается, смотрит на свою супругу Нелли и договаривает: