«Преждевременным боем», однако, оказался вовсе не большевистский переворот, а выступление генерала Корнилова. Его провал развязал большевикам руки и привел к большевизации столичных Советов.
16 октября 1917 года Сталин вошел в состав «практического центра», непосредственно занимавшегося подготовкой вооруженного захвата власти. Этот центр, в свою очередь, действовал под руководством Военно-революционного комитета при Петросовете. В тот же день на заседании ЦК он всецело поддержал предложенный Троцким и одобренный Лениным курс на взятие власти насильственным путем, осудив предложение Зиновьева и Каменева отложить вооруженное выступление: «То, что предлагают Каменев и Зиновьев, объективно приводит к возможности для контрреволюции подготовиться и сорганизоваться. Мы без конца будем отступать и проиграем революцию. Почему бы нам не обеспечить себе возможности выбора для восстания и условий, чтобы не давать сорганизоваться контрреволюции?»
Троцкий был убежден, что «1917 г. вошел важнейшим этапом в формирование будущего диктатора… В центре политической жизни стояла проблема власти. Временное правительство с участием меньшевиков и народников, вчерашних товарищей по подполью, тюрьме и ссылке, позволило ему ближе заглянуть в ту таинственную лабораторию, где, как известно, не боги обжигают горшки. Та неизмеримая дистанция, которая отделяла в эпоху царизма подпольного революционера от правительства, сразу исчезла. Власть стала близким, фамильярным понятием. Коба освободился в значительной мере от своего провинциализма, если не в привычках и нравах, то в масштабах политического мышления. Он остро и с обидой почувствовал то, чего ему не хватает лично, но в то же время проверил силу тесно спаянного коллектива одаренных и опытных революционеров, готовых идти до конца. Он стал признанным членом штаба партии, которую массы несли к власти. Он перестал быть Кобой, став окончательно Сталиным».
Но в организации Октябрьской революции Сталин играл сугубо подчиненную, техническую роль. Главными были Ленин и Троцкий. Троцкий сам поднимал полки Петроградского гарнизона. Ленин убеждал товарищей по ЦК, не колеблясь, взять власть. В 1924 году в очерке о Ленине Троцкий вспоминал: «А что, – спросил меня однажды Владимир Ильич вскоре после 25 октября, – если нас с вами убьют, то смогут ли справиться с делом Свердлов и Бухарин?
– Авось не убьют, – ответил я смеясь.
– А черт их знает, – сказал Ленин и сам рассмеялся».
Сталин тогда еще не был в первом ряду вождей революции. Но «октябрьский эпизод» Зиновьева и Каменева, отказавшихся поддержать курс на вооруженное восстание, сыграл на пользу Кобы. Двое ближайших к Ленину вождей на время лишились доверия Ильича. Соответственно, тот больше внимания обратил на Сталина. Хотя до уровня влияния Троцкого или Зиновьева с Каменевым ему еще было далеко, но после 25 октября 1917 года Сталин навсегда вошел в самый узкий руководящий слой большевистской партии.
В огне гражданской войны
В первом советском правительстве Сталин был назначен наркомом по делам национальностей и стал одним из разработчиков «Декларации прав народов России» (в марте 1919 года Сталин был также назначен наркомом Госконтроля, позднее переименованного в Наркомат рабоче-крестьянской инспекции). Там провозглашалось право наций на самоопределение вплоть до полного государственного отделения и отменялись все национальные и национально-религиозные ограничения и привилегии. Декларация имела в основном пропагандистское значение. В действительности Ленин, Троцкий, Сталин и другие большевистские лидеры не собирались просто так отпускать ни один народ бывшей Российской империи. Наоборот, к ним в идеале к всемирной Советской республике собирались добавить немцев, венгров и другие европейские народы. Независимость Финляндии, Польши, Латвии, Литвы и Эстонии большевики признали только после того, как Красной Армии не удалось на своих штыках принести в эти страны Советскую власть. Поэтому Наркомат национальностей занимался в основном пропагандой, и особой властью его руководитель не обладал. Гораздо важнее для Сталина оставалось его членство в ЦК и в Реввоенсовете Республики, а также руководстве Наркоматом Рабоче-Крестьянской инспекции. В этом качестве он участвовал в принятии важнейших политических и военных решений.