В Москве эти предложения приняли. Желательной датой встречи называлось 23 мая. Советская сторона сообщала и состав своей делегации: первым был назван член Президиума Верховного Совета СССР и первый секретарь ЦК КПСС Хрущев, вторым — председатель Совета министров СССР Булганин. 14 мая в Москве и Белграде было одновременно опубликовано сообщение о предстоящих переговорах.
Советские руководители тщательно обсуждали все детали поездки, вплоть до отдельных реплик на возможные заявления югославов. В оппозиции оказался Молотов: он считал, что югославское руководство отказалось от принципов марксизма-ленинизма, и предлагал потребовать от Белграда выхода из Балканского пакта, присоединения к Варшавскому договору, прекращения преследований сторонников СССР. Но его позиция поддержки не нашла.
Не менее тщательно готовились к приезду советской делегации и югославы. Тито вникал во все детали предстоящих дискуссий с советской делегацией.
Поездка всего руководства СССР в недавно еще «вражескую» Югославию вызывала серьезную обеспокоенность у советского народа. На имя Булганина приходили, например, такие письма:
«Уважаемый товарищ Булганин!
Люблю Вас, как родное правительство, а Вас лично как брата. Поэтому и пишу Хорошо, что встретитесь с Югославией, но только не в Белграде.
Не верю я им. Они младше Вас, вот пусть и приезжают. Кроме того, за что им такая честь.
Простите, что пишу, но пишу от всего сердца, хотя знаю или, вернее, предполагаю, что эта записка к Вам не попадет. 14 мая 1955 г.»[492].
Неизвестно, доходили ли эти письма непосредственно до адресатов, но после некоторых колебаний они решили — в Белград все-таки ехать.
26 мая 1955 года советская делегация прибыла в Белград. К самолету подали трап, дверь в салон открылась, и в ней появился улыбающийся Хрущев. Он буквально сбежал по трапу. К нему по летному полю уже шел Тито. Хрущев снял шляпу, а Тито ему откозырял — он был в светло-голубом маршальском мундире. Потом они обменялись рукопожатием.
После взаимных приветствий Хрущев подошел к небольшой трибуне и начал говорить текст заготовленного выступления. Советский руководитель назвал Тито и его соратников «дорогими товарищами». Признав, что «добрые отношения» между Москвой и Белградом «были нарушены», он заявил, что «мы искренне сожалеем о том, что произошло, и решительно отметаем все наслоения этого периода». По словам Хрущева, обвинения против югославских руководителей были сфабрикованы «врагами народа, презренными агентами империализма» (имелись в виду Берия и расстрелянный в 1954 году бывший глава МГБ Абакумов). Хрущев заявил, что советская делегация приехала «по-братски» обсудить все назревшие вопросы[493]. После этого он повернулся к Тито, явно ожидая от него ответных слов.
Однако сцены братского примирения не получилось. На летном поле воцарилась тишина. Был слышен даже бой часов на главном почтамте Белграда, удаленном от аэропорта Земун на несколько километров. Тито никакой речи так и не произнес. Когда Хрущев закончил выступление, он сказал переводчику: «Переводить не надо. У нас все знают русский язык». После чего пригласил советских гостей пройти к машинам.
Как рассказывал сын Хрущева Сергей, его отец потом часто вспоминал об этом эпизоде. Он говорил, что мозги у него тогда еще не перестроились и, выгораживая Сталина, он подставлял «козлов отпущения». Но с Тито этот номер не прошел[494].
Официальные переговоры начались на следующий день. Место для их проведения — в Доме гвардии — было выбрано югославами не случайно. Ведь именно здесь в июле 1948 года на V съезде КПЮ было сказано решительное «нет» обвинениям Москвы.
Переговоры открыл Тито. Он назвал советских гостей «господами». Хрущев тут же стал возмущаться, но Тито уточнил: «В конце переговоров увидим, будем мы обращаться друг к другу как „товарищи“ или все-таки как „господа“»[495].
Второй день переговоров, 28 мая, начался со взаимных любезностей. Тито попросил разрешения у Хрущева говорить сидя. «Хорошо, — ответил тот. — Конечно, товарищ Тито! Не обязательно стоять».
Но эпизоды взаимной любезности быстро сменялись такой же взаимной настороженностью. Тито не мог скрыть чисто человеческой обиды на Советский Союз за все те обвинения, которые совсем недавно сыпались на него и на Югославию.
«Что касается американской помощи, которую вы принимали, — говорил, например, Микоян, — то это мы, конечно, не имеем права осуждать. Мы это понимаем. Однако мы боялись, что вы пойдете путем политических уступок». «Не просто боялись, — подхватил Хрущев. — У нас была информация о том, где у вас находятся иностранные военные базы. Да, да, товарищи!»