21 июня в 15 часов Тито и югославская делегация выехали на поезде из Москвы в Киев. Там произошло весьма любопытное событие: Тито принял шестерых югославских офицеров, которые учились в Советском Союзе и остались здесь после начала конфликта 1948 года. Это была, пожалуй, первая встреча президента Югославии с политическими эмигрантами-«информбюровцами».
Для Хрущева эмигранты были подобны больному зубу. Он не знал, что с ними делать. Тито же категорически отказался обсуждать эту тему. Он сказал лишь, что желающие могут свободно вернуться в Югославию, но там с ними будет разбираться суд — как с государственными преступниками. Тогда у Хрущева появилась идея свести Тито и эмигрантов лицом к лицу. Это и произошло в Киеве.
Тито выслушал офицеров, но ничего обещать не стал. «Мы будем решать этот вопрос, когда вернемся в Югославию», — ответил он. Однако до его решения прошло еще немало времени, да и тем югославам, которые все же вернулись в свою страну, пришлось там несладко…
Поздно вечером 24 июня поезд с Тито прибыл на пограничную станцию Унгены. 27 июня Тито уже был в Югославии. По официальным данным, на его встречу в Белграде вышло более трехсот тысяч человек. «Сердечность, с которой нас встречали и которой мы были окружены, превзошла все наши ожидания», — заявил Тито на митинге.
«Они посеяли ветер, а пожали бурю». Бурный 1956-й
Примеру Москвы в нормализации отношений с Югославией последовали и другие страны социализма. Китай, который в 1949 году даже не ответил на официальное признание Белградом КНР, теперь прислал в Белград своего посла — генерала By Сиучяня.
Китайский посол был поражен роскошной, по его мнению, жизнью в Югославии. By Сиучянь в своем отчете в Пекин писал, что югославы, наверное, уже вплотную подошли к коммунизму, в то время как Китай пока еще только начинает строить социализм[527]. Если бы Тито знал об этой депеше, он наверняка был бы доволен ею.
Тито считал, что подписание Белградской, а потом и Московской деклараций имеет огромное значение не только для Югославии, но и для других социалистических стран. Ведь они закладывали в отношения между ними и СССР принцип равноправия больших и малых государств, и такая великая держава, как Советский Союз, обязалась эти принципы соблюдать. Однако в Москве считали, что принципы, зафиксированные в декларациях, действительны далеко не для всех.
Советское руководство опасалось, что югославский опыт в создании «национальной модели» социализма станет заразительным. А в Белграде, наоборот, всячески подчеркивали свое стремление увидеть именно такой вариант развития событий. Особенно Москву беспокоили поляки и венгры. Там «брожение умов» наблюдалось уже несколько месяцев, и Хрущев был уверен, что без «руки Тито» здесь не обошлось.
В Польше ситуация стала накаляться еще весной 1956 года. В марте умер руководитель Польши — сталинист Болеслав Берут. Поиск нового лидера еще больше способствовал брожению в стране. 28 июня начались массовые рабочие демонстрации в Познани. На митингах раздавались требования ввести самоуправление и создать «рабочие советы», как в Югославии. Волнения были подавлены армией и милицией. Погибли более семидесяти человек.
«Когда случились события в Познани, — говорил Тито, — у советских людей сразу же изменилось отношение к нам… Они думали, что виноваты в этом мы, югославы»[528].
Хрущев считал, что именно Тито сможет повлиять на ситуацию в Польше, а также в Венгрии, где обстановка тоже начала обостряться. В конце сентября он неожиданно для всех отправился «на отдых в Югославию», не взяв с собой почти никого, даже супругу Нину Петровну. Дома он сказал, что «обстановка в мире не располагает к путешествиям» и что «всякое может случиться»[529].
Тито радушно встретил Хрущева. Однако каждый из них оставался на своих позициях. Однажды на ужине Хрущев излагал свои взгляды на положение в мире. «Грубо говоря, есть „чистые“ и „нечистые“ страны, — говорил он. — „Чистые“ страны — это страны социалистического лагеря. А „нечистые“ — это капиталистические. Между ними такие как Бирма, Индия». — «А Югославию вы куда зачисляете?» — ехидно поинтересовался Тито. «И у вас есть „нечистые“ элементы, — не смутился Хрущев. — А я приехал сюда, чтобы искренне вести переговоры. Я хочу, чтобы у нас были самые лучшие отношения и чтобы в будущем не было конфликтов!» — «Не сердитесь, товарищ Хрущев, — успокоил его Тито, — мы вам верим»[530].
528