«Правы были те, кто ограничивал выезд советских граждан за рубеж даже с туристскими целями, ох как правы! — вспоминала писательница Ирина Моргулес, побывавшая в Югославии в середине 60-х годов прошлого века. — Красивые и ухоженные (по сравнению с нашими) города. Потрясающие дороги, проложенные их студенческими строительными отрядами. Магазины забиты товарами и продуктами со всего мира, а цены такие, что, кажется, на сорок обменных рублей можно попросить всю Югославию завернуть в бумажку и увезти с собой. Мужчины изумлены тем, что питьевой спирт в трехлитровых банках продается за копейки в хозяйственных отделах универсамов»[670].
Сами же югославы относились к своим реалиям отнюдь не так восторженно. Неудивительно, что во второй половине 1960-х годов начинается настоящий расцвет эпохи фольклора, связанного с именем Тито. «Легендарный маршал» еще при жизни стал героем анекдотов, частушек, стихотворений и даже загадок, причем иногда довольно «неполиткорректных». Например: «Что такое четыре ноги и три руки? Ответ: это Тито и его сын Жарко».
В этом фольклоре отражались и священные темы: партизанская борьба, революция, партия, борьба со сталинизмом. Было много анекдотов о Тито и Сталине: «В одном доме на стену повесили портреты Тито и Сталина, а между ними — изображение Христа. Соседи говорят хозяину: как же можно их вешать рядом друг с другом? А хозяин отвечает: это и есть историческая правда. Ведь Христа-то распяли между двумя разбойниками».
Тито в анекдотах то встречается с лидерами других стран, то с простыми крестьянами, то попадает на тот свет и беседует с Богом, то разговаривает со своими памятниками, то изменяет Йованке с Брижит Бардо, Софи Лорен или королевой Елизаветой, то принимает в партию быка. Например: «Приехали Тито и Йованка в гости к королеве Англии. Сидят во дворце на обеде в их честь. Йованка тихо говорит Тито: „Смотри-ка, а ведь Кардель золотые ложки ворует. Уже четыре украл! А ты чего сидишь? Я тоже такие хочу“. — „Неудобно, — отвечает Тито, — я же все-таки легендарный маршал, а ты меня ложки заставляешь воровать!“ Но Йованка не отстает. Тито в конце концов не выдерживает. „Ваше Величество! — говорит он. — Хотите, я покажу вам мой самый любимый фокус?“ Все, конечно, с готовностью соглашаются. „Смотрите, — начинает он, — я беру вот эти четыре ложки, кладу себе в карман. Считаю: раз, два, три… а теперь эти ложки в кармане у товарища Карделя!“».
В отличие от Брежнева, который с удовольствием слушал анекдоты о самом себе, Тито относился к ним сдержанно. Были люди, которые за анекдоты лишались работы, исключались из партии и имели другие неприятности, однако все же это случалось нечасто.
Кто бы мог тогда поверить, что через 30–40 лет многие из тех самых югославов, которые рассказывали эти анекдоты, будут совсем не против того, чтобы Тито воскрес. А 60–70-е годы назовут «золотой эпохой Югославии». Но, перефразируя Марка Твена, можно сказать, что та эпоха была не «золотой», а «позолоченной». И под слоем «золота» происходило много такого, что потом привело к исчезновению Югославии с карты мира.
Падение Ранковича и «демократизация»
Если почитать воспоминания, дневники и интервью бывших югославских руководителей, то создается полное впечатление, что югославская верхушка жила в обстановке непрекращающихся интриг. С начала 1966 года среди высокопоставленных партийцев начали распространяться слухи: Старый недоволен Марко, то есть Ранковичем.
Ранкович был вторым человеком в Югославии после Тито: он занимал пост вице-президента СФРЮ. Поговаривали, что он — «наследник Тито». Ранкович считался главой «консерваторов-централистов» — сторонником старых партизанских традиций и Югославии с мощным центром. Сербы видели в нем своего лидера. И хотя Ранкович уже не был руководителем всемогущего УД Б, но по-прежнему сохранял контроль над госбезопасностью в своих руках. Наконец, он считался «русофилом». В феврале 1964 года югославская делегация во главе с преемником Ранковича на посту главы УДБ Стефановичем побывала в Москве и выразила готовность передавать советской разведке информацию, представляющую интерес для СССР. Для этого в Белград был направлен советский офицер связи. Позже Ранковича и его сотрудников обвиняли в поддержании «слишком тесных отношений с КГБ»[671].