— Кто изгрыз щетку, Харви? Не знаешь? Наверно, кто-нибудь из наших знакомых?
Харви облизнул нос.
— Что, Харви? Что ты такое увидел? Может, мимо нас опять прошла эта крошка с бантом, французский пудель?
Харви опустил голову и негромко зарычал, потом заскулил. День скоро кончится, а обеда до сих пор нет. Все забыли о самом важном — кормлении собаки. Что происходит? Не из-за уродины ли это, которая теперь живет наверху?
Видно, придется ее съесть.
Мэри пошла к лестнице и, как любящая мать, позвала семейство обедать:
— А ну, спускайтесь, не то…
Немного погодя по лестнице затопали носороги, и появился наконец ее выводок; вид у всех троих был таинственный.
— Что вы затеяли? Выкладывайте, я ведь вас насквозь вижу.
— Ничего мы не затеяли, мам.
Герти посмотрела на куски индейки.
— Ньям-ньям!
— Сейчас, дорогая Эллиот, передай, пожалуйста, соль.
— Я сегодня оборудовал свой чулан под жилье, — сказал, избегая ее взгляда, Эллиот.
— Под какое еще жилье?
— Ну, вроде как логово.
— Скажи правду, Эллиот, тебе это логово нужно не для того, чтобы прятаться от жизни? Мальчикам не следует проводить все время в чулане.
— Не все время. Только некоторое.
— Я должна это обдумать, — сказала Мэри, и все поняли, что выбора у нее нет, что Эллиот будет приставать к ней с чуланом до тех пор, пока она не сдастся. Она попыталась незаметно перевести разговор на другую тему: — Пюре просто восхитительное, правда?
— Ньям-ньям!
— Пожалуйста. Герти, раз нравится, бери еще.
— В детском саду я ем лучше, — сказала Герти. — Нам дают большие шоколадные пончики.
— Да? Мне придется поговорить об этом с директором сада.
— Он маньяк.
— Герти, не употребляй слова, которых не понимаешь.
— Ма-а-ньяк, ма-а-ньяк, — запела Герти негромко, и Мэри закрыла лицо руками.
Инопланетянин крадучись вышел из чулана. Сфокусировав глаза на расстояниях порядка атомных, он окинул комнату взглядом. В поле его зрения появились танцующие по кругу электроны; но от вихрей микрокосма никакого проку в этом случае нет. Нужны твердые тела, такие, как… как проигрыватель.
В один миг он перефокусировал глаза на обычное зрение и направился, шаркая, к вышеназванному предмету. На диске ничего не было. Он поставил на него палец и крутанул.
Как приспособить сюда столовую вилку?
«Жди ответа, он будет», — сказал голос в глубинах его сознания.
Старый путешественник кивнул. Спасение придет через сигналы, нитями выпрядаемые в ночь, через нити надежды, через сотни миллионов таких нитей, блестящих, как шелковистые волокна на голове гибкого существа.
С нижнего этажа доносилось звяканье вилок (теперь он узнавал этот звук сразу), а также звон посуды и искаженная расстоянием тарабарщина.
— Мамочка, почему дети все могут видеть, а взрослые не могут?
— Что же ты такое видела, Герти?
— Мамочка, а что это за люди, которые непохожи на людей?
Что-то говорило человеку, который не был похож на человека, что намеренно дети его не предадут, но от маленькой девочки можно ожидать неприятностей: ведь она не понимает, что необходимо скрывать факт его пребывания в доме.
Пока, однако, он вроде бы в безопасности. Обед, похоже, кончается; наверняка съели огромное количество М&М. Может быть, скоро их принесут и ему? Хорошо бы!
— Ну ладно, кто будет мыть посуду?
Одновременно с голосом гибкого существа он воспринял телепатически и ее образ — голову, обрамленную сиянием волос, которые тоньше и мягче шелка. Вот если бы еще нос у нее… был больше похож на раздавленную брюссельскую капусту…
Он снова крутанул пальцем диск проигрывателя.
На лестнице послышались шаги Эллиота, и с подносом в руках мальчик появился в комнате.
— Вот твой ужин, — прошептал он.
На тарелке были листья латука, яблоко и апельсин. Древний ботаник взял апельсин и, не снимая с него кожуры, съел.
— Ты их всегда так ешь?
Инопланетный путешественник нахмурился; орган химических анализов внутри его организма советовал ему в следующий раз апельсин вымыть.
— Ну, как вообще жизнь? Хорошо себя чувствуешь? — Взгляд Эллиота упал на крутящийся диск. — Хочешь послушать что-нибудь?