Оглядевшись по сторонам, мальчик вышел на страшную дорогу, с которой начались все неприятности.
И тут психические антенны инопланетянина судорожно задергались, ибо ощутили сквозь ночь клацанье металлических зубов, этих страшных, нанизанных на кольцо трофеев.
На лесной дороге Эллиот был не один.
Там был и другой землянин, в руке он держал источник ослепительно яркого света и кого-то искал в темноте.
Кого же?
Да разве не ясно, кого?
Древний ботаник ощущал тяжелые шаги, холодный пристальный взгляд землянина, пронизывающий ночь насквозь.
Звездный путешественник отключил свой психический радар и съежился. Они охотятся за ним, разрезая темноту слепящими лучами. Они ищут его под каждым кустиком, потому что их психический радар говорит им: инопланетянин где-то близко. И они обязательно его найдут.
И сделают чучело.
И оно будет стоять за стеклом.
Он взял шоколадное печенье «Орео» и начал нервно жевать. Нет, нельзя допустить, чтобы они нашли его. Но они так близко! И Эллиот за ними тайком наблюдает. А что если Эллиота поймают? Не придется ли мальчику тогда рассказать о некоем существе с необычной внешностью, живущем у него в чулане?
Он умоляюще посмотрел на герань. Она повернулась к нему. Ее тугие бутоны раскрылись, и она вся запылала ярко-красными соцветиями. Потом вздохнула от огромного усилия, которое для этого потребовалось, и едва было не испустила дух, но звездный ботаник ласково провел по ней длинным пальцем и тихо забормотал. Его космическая речь, вобравшая в себя опыт пережитого на бесчисленных мирах, влила в герань новую жизнь и закрепила ее состояние буйного цветения.
«Твой голос — чудодейственный стимулятор, о Старый Учитель», — сказала герань.
Но сказала не на языке землян.
Престарелый путешественник почесал голову. Язык землян нужно выучить во что бы то ни стало, тогда гораздо легче будет общаться с ними и объяснять, что ему нужно.
Среди предметов, которые привезла на тележке Герти, оказался букварь. Он раскрыл его и медленно обвел длинным пальцем М… и еще раз… М.
Эллиот лежал в кустах у лесной дороги и наблюдал, как, разрезая светом карманных фонариков тьму, ходят люди. Если его заметят, он скажет, что прогуливает собаку.
Дрожащий Харви припал к земле рядом. Было очень трудно не броситься на человека с ключами и не укусить его. Любого, у кого столько ключей, укусить просто необходимо.
— Никого, — сказал один из спутников человека с ключами.
— Похоже. Но все равно у меня чувство, что за нами наблюдают. — Человек с ключами направил свет фонаря вдоль дороги. — Но кто?
«Умирающая от голода собака, вот кто», — подумал Харви.
А Эллиот стал отползать назад, туда, где темнее. Еще минута, и он уже бесшумно съезжал вниз по песчаному склону. Харви катился рядом.
Миллиарды звезд освещали ночь, и Эллиот знал, что одной из великих тайн ночи владеет он; тайна эта сейчас в его комнате. Он никогда не выдаст ее, даже если его поймают и будут пытать.
Что до Харви, то он не задумываясь раскрыл бы тайну за банку собачьих консервов, но, к сожалению, никто его ни о чем не спрашивал.
— Харви, — сказал Эллиот негромко, — у нас бесценное сокровище. Ты это знаешь?
Харви смотрел себе под ноги, на убегающую назад дорогу. Он знал одно: еды для собак на свете очень мало.
— Я люблю его, Харви. Лучшего коротышки, чем он, я в жизни не видывал.
Эллиот посмотрел на звезды: интересно, около которой из них жил его новый друг?
«Он жил около них всех», — прошептал лунный свет.
Харви поднял уши. Услышал он что-то или ему это показалось? Не бросили ли где-нибудь бумажный пакет со съестным?
Харей посмотрел вокруг, однако на улице не было ни души.
Мэри разбудил шум на крыше. Она сняла с глаз примочки из трав и, приподнявшись, села в кровати.
Но шум на крыше прекратился, и в доме опять воцарилась тишина. Мэри подошла к окну. В саду никого нет, если не считать Харви, который остервенело копает ямку. Чтобы не видеть спятившую собаку. Мэри задернула окно занавеской и вернулась в постель. Что-то странное происходит в доме, совершенно определенно. Но что именно? Она поправила подушку и обняла ее, засыпая опять.
Ее веки сомкнулись: зазвучала странная музыка — мелодия, прерываемая паузами и писком, — и вот Мэри кружится в танце, а ее партнера не видно, его нос прижат к ее животу.
— Мы должны рассказать о нем, Эллиот. Дело слишком серьезное.
— Нельзя, он хочет жить у нас.