— Для его машины.
Для его машины… Мэри задумалась. Стоит ли тратить силы, продираться по бесконечной анфиладе детских фантазий ради того, чтобы вернуть заколки? Не стоит. Пусть волосы свободно падают на лицо, это сейчас модно — такой вид, будто ты на грани нервного срыва.
— Спасибо, Герти, пока все.
— Я скажу страшиле, что ты передавала ему привет.
— Да, передай самые лучшие пожелания.
А страшила у себя в чулане трудился не покладая рук. Пила была покрашена и уже высохла, и теперь преклонного возраста ученый начал выжигать в краске, покрывшей пилу, маленькие кружочки, располагая их в каком-то понятном только ему порядке.
— Ага, — сказал Эллиот, — я теперь понимаю. Будет вроде музыкального ящика.
Из-за плеча Эллиота Майкл смотрел, как кружочки складываются в какой-то узор.
— Как в пианоле, — сказал он.
Палец Ила выжигал в краске кружочек за кружочком, и теперь пластинка напоминала перфокарту. Когда наконец изготовление программы было завершено. Ип положил пилу на диск проигрывателя, крутанул ее пальцем и опустил звукосниматель — вешалку для пиджака: торчавшие из нее в ряд заколки заскользили, щелкая, по вращающейся пиле, то попадая в кружочки, то из них выскакивая — так, как того требовала записанная в рисунке кружочков программа.
— Ну и молодец же ты, Ип!
Когда пила начала вращаться, заколки привели в действие связанный с ними проволочками пульт «Скажи по буквам», и зазвучали, повторяясь снова и снова, слова на языке дальних звезд:
— …глипл дупл звак-звак снафн олт минннн ип…
— Ты и вправду сумел ее сделать, Ип. Сделать свою собственную пластинку.
Вошла Герти, в руках у нее был портативный приемопередатчик, еще недавно принадлежавший Эллиоту. Сейчас она разговаривала со своими куклами — они были далеко, в ее комнате.
— Перехожу на прием, куколка, это я, Герти…
Длинная рука Ила вытянулась, взяла у нее радио, и дети оглянуться не успели, как Ип отделил микрофон и вмонтировал в «Скажи по буквам».
— Ип, ты ломаешь все мои игрушки! — завизжала Герти так пронзительно, что голос ее разнесся по всему дому.
Безжалостно выворачивая руки ее кукле, братья стали терпеливо объяснять Герти, что быть жадной нехорошо.
— Ну, ладно, — сказала она, шмыгая носом, — только пусть он больше ничего не ломает.
Обремененный годами ученый заверил ее, что ни одна из ее игрушек больше не будет сломана. Теперь ему нужен только коаксиальный кабель от телевизора ее матери. А также высокочастотный блок — для него тоже пришло время И все вместе крадучись они двинулись по коридору.
Вечером Мэри вошла к себе в спальню, включила телевизор, сбросила туфли и забралась в постель; пересиливая усталость, развернула газету, начала читать. И скоро заметила, что телевизор не работает.
— Майкл!
Дом ответил молчанием.
— Эллиот!
Наверняка это дело рук ее сыновей. Но перед ее внутренним взором почему-то предстала Герти.
— Герти? — тихо спросила у ночи Мэри. Неужели это работа Герти?
Она закрыла глаза и тут же удивленно наморщила лоб: непонятно почему, но ей представилось, что в ее спальню Герти входит на цыпочках вместе с большим Маппитом.
Да, она явно переутомилась; и, вздохнув и вытянувшись, она накрыла лицо газетой.
Поспав недолго и беспокойно, она проснулась и почувствовала, что ей хочется есть. Не самое ли подходящее время сжевать целый мягкий хлеб, намазывая его земляничным джемом?
Тихо соскользнув с кровати, она вышла на цыпочках в коридор. Не нужно, чтобы дети ее видели, нельзя подавать им дурной пример — что это за мать, которая не может сладить со своим аппетитом, которой не дают покоя мысли о джеме?
Она остановилась, прислушалась к голосам Майкла и Эллиота, доносящимся из комнаты для игр. Вот и хорошо, они не увидят, как мерзко она себя ведет, но, самое главное, не смогут остановить ее. Ее голодный желудок тоскует по булочкам с желе. По крему. По рисовому пудингу. И еще хорошо бы съесть бананового мороженого.
Она спустилась на цыпочках по лестнице и замедлила шаг: нельзя, чтобы ее увидели.
В столовой никого не было. Там царила тьма.
Все так же тихо Мэри пошла на кухню. Обогнув угол, она увидела, что в кухне горит свет, и через секунду обнаружила, что за столом сидит Герти, а на столе перед ней печенье и молоко. Не увидела Мэри только Ипа на табуретке около холодильника. Бедный домовой из космоса съежился: прятаться было поздно.
Но Мэри уже показывала Герти на две тарелки на столе.
— Для кого вторая тарелка? — спросила она, не отрывая жадного взгляда от печенья. — Для твоей куклы?