Когда назюзюкавшаяся волна ударила в Эллиота, тот сидел, склонившись над столом, в кабинете биологии.
Учитель говорил:
— Перед каждым из вас стоит стеклянный сосуд. Я буду подходить и класть туда клочок ваты, пропитанной эфиром, а потом каждый из вас опустит в банку свою лягушку и станет ждать, когда жизнь ее оборвется.
Эллиота качнуло вперед, и он приложил к банке губы. И качая издавать космические звуки, невнятные, но явно отмеченные печатью опьянения, похожие на те, которые сам Ип издавал в эту минуту:
— Буль-буль, ба-ба-ба-ба, бэ-э, бэ-э…
— Что касается нашего комика, то мы его очень просим замолчать.
Эллиот и попытался это сделать, но казалось, что комната потеряла правильную форму, расползлась, и то же самое происходит с ним. Пытаясь вернуть себя в нормальное состояние, он посмотрел на девочку, сидящую рядом, некую Пегги Джин: ей, похоже, звуки, которые он только что издавал, доставили удовольствие. Она незаметно улыбнулась ему, он улыбнулся ей в ответ, но ощущение у него было такое, будто его губы сделаны из пластилина.
— Ну, а теперь… — И учитель смочил ватку эфиром.
Эллиот посмотрел на лягушку в сосуде. Лягушка глядела на него во все глаза, и до Эллиота впервые дошло, что Ип на нее похож; будто смотрел на него сейчас беспомощно из сосуда сам космический путешественник.
— Нет, вы вправду хотите убить это бедное беззащитное существо? — спросил Эллиот.
— Да, хочу, — ответил ему учитель.
Эллиот вскочил и стал бегать от стола к столу, освобождая одного за другим пучеглазых пленников, и те, прыгая по полу к двери, стали покидать помещение.
Вытянув под столом длинные ноги. Тайлер грустно покачал головой. Впервые за время, что он знал Эллиота, Тайлеру его стало жаль: что теперь с ним будет? Эллиот изменился, он уже совсем не та скаредная крыса, какой был раньше. Если говорить честно, Эллиот теперь почти хороший. И вот он на глазах у всего класса сошел с ума!
— Сэр, — сказал Тайлер, пытаясь отвлечь внимание учителя от Эллиота, — в ваш пакет с завтраком прыгнула лягушка!
Учитель схватил пакет и вытряхнул из него содержимое; ветчина и сыр из сандвича упали в раствор формальдегида и, мгновенно замариновавшись, опустились на дно. Никакой лягушки в пакете не оказалось. Последнюю из них в эту минуту сталкивали с подоконника за окно, и делал это Грег, на губах которого от возбуждения пузырилась слюна.
Разъяренный учитель вытащил Эллиота из класса. Стив достал свою крылатую бейсбольную шапку, надел ее и подвигал крылышками.
— Исключат, уж это как пить дать, — сказал он.
И задумался над тем, что может случиться с человеком, когда им начинает управлять сестренка.
А тот, кто на самом деле управлял сейчас Эллиотом, тот, кому Эллиот был обязан временной потерей разума, бестолково переключал телевизор с одной программы на другую. Потом Ип, уже совсем опьяневший, уселся поудобнее в кресло, и теперь оттуда торчали не уместившиеся на мягком сиденье две большие ступни. Передавали последние известия, и этот великолепный для Ипа день омрачило сообщение об аварии в шахте:
— …южная штольня обвалилась, — говорил в микрофон обсыпанный пылью спасатель. — Думаю, что мы подняли наверх всех, но состояние этих людей критическое.
Послеполуденному миру крупным планом показали пострадавших шахтеров. Не вылезая из кресла, маленький домовой поднял палец. Кончик пальца засветился розовым светом.
Пострадавшие поспрыгивали с носилок. С криками изумления они задвигали руками и ногами, а потом бросились обнимать друг друга.
Ип раскупорил новую бутылку пива.
Разъяренный учитель тащил Эллиота по коридору. Жизненный путь учителя биологии вообще не усыпан розами, а орды подростков, с которыми учителю приходилось каждый день иметь дело, уже расшатали его нервы; иногда ему приходила мысль, что в эфир, возможно, ему стоило бы погрузить собственную свою голову. А уж о голове Эллиота и говорить нечего, ее бы он погрузил в эфир, не раздумывая. С трудом подавляя в себе это желание, он решил передать Эллиота в руки директора школы в надежде на то, что директор высечет Эллиота сам или прикажет это сделать другим. Но, разумеется, современная система образования таких мер воздействия не допускает, и, когда дрожащий и надломленный учитель вышел, пошатываясь, из кабинета директора, у него было чувство, что с детьми ему не справиться.
А в кабинете директора сейчас претворялись в жизнь мягкость и либеральный подход. Директор, педагог с передовыми взглядами, достал свою сделанную из корня эрики трубку, закурил и стал создавать атмосферу взаимного доверия.