— Скажи, сынок, что с тобой было? — Он погасил спичку и не спеша затянулся. — Такие, как ты, мой мальчик, сами создают для себя преисподнюю. Ты отвечаешь за свою жизнь…
Директора понесло; для него не было собеседника более приятного, чем он сам, и оттого, что аудитория в лице Эллиота слушала как зачарованная и не шевелилась, уверенность его в себе только росла. Он сек мальчика штампами, цепочками штампов, позаимствованных у телевидения, из газет, из скучных специальных журналов, и сек также перлами, рожденными его собственным неглубоким умом.
— …Пойми, что в нашу эпоху человек должен поднимать себя за шкурки собственных ботинок.
Его трубка посылала вверх маленькие самодовольные облачка дыма. Мир стоит прочно. Бунтующая молодежь скоро поймет: оттого, что она раскачивает лодку, ничего хорошего не получится. Вынимая изо рта трубку, он размахивал ею в воздухе. Должность директора в надежных руках. Педагогика неколебима.
Но только Эллиота вдруг стало выталкивать из кресла вверх.
Виноват был, конечно, Ип. Его изрядно хлебнувшая волна, резвясь, носилась по кабинету директора и, наконец, как вода выталкивает вверх пробку, начала толкать вверх бедного Эллиота.
Изо всех сил вцепившись в подлокотники, он пока удерживал себя в кресле: директор не понял, что происходит, ему казалось, что Эллиот просто ерзает.
— …из-за несерьезного отношения к жизни ты и твои друзья теряете драгоценное время. Понятно тебе, о чем я говорю? — Совсем позабыв об Эллиоте, завороженный монотонностью собственной речи, он раскрывал и закрывал рот. — …мир, сынок, величина известная. Оторвись от несуществующего. Именно в этом, мне кажется, корень всех твоих трудностей.
Но настоящий корень трудностей Эллиота был сейчас в том, что его с корнем вырывало из поля земного притяжения. Налакавшаяся волна подбрасывала его, игриво толкала вверх с силой, справиться с которой руки его теперь не могли. И Эллиот всплыл под потолок кабинета.
Директор, повернувшись в другую сторону, в это время протирал очки и бубнил:
— …предсказуемое поведение, мой мальчик. Знаешь ли ты, чего смогло добиться человечество, когда обнаружило, что поведение вещества предсказуемо?
И он посмотрел туда, где должен был сидеть Эллиот.
Эллиота он там не увидел. Эллиот плавал в воздухе под потолком, что и обнаружил тут же директор, чьи выпученные глаза в результате этого открытия выпучились еще больше. Он вжался в свое вращающееся кресло, а его пальцы, впившиеся в очки, выдавили линзу. Его нос распух; ему казалось, что из носа вот-вот хлынет кровь, и еще казалось, что его голову, будто носок, вывернули наизнанку.
Директор поднял руку, призывая к молчанию, хотя молчание и так царило в комнате. Потом еще глубже вжался в кресло и чуть слышно завыл голосом, похожим на голос Харви.
Эллиот плавно опустился в кресло.
— Можно мне идти, сэр?
— Да-да, и-ди…
Мощнее всего пьяная волна была у своего источника, там, где, размахивая руками, слонялся по дому Ип.
Он выпил полдюжины бутылок пива. Для жителя Земли соответствующее количество алкоголя, циркулирующего в организме, не очень велико, но на маленькое, тонко настроенное, прожившее бессчетное множество веков невинное создание с неба это небольшое количество легло тонной кирпичей.
Стукаясь об одни вещи, валя другие, спотыкаясь, он бродил по комнатам. Харви преданно следовал за ним. Благодаря тому, что сейчас поступало телепатически в мозг Харви, пес тоже был в плохой форме, бедное животное не приплясывало, как обычно, а пошатывалось.
— Что с тобой? — спросило его страшилище. — Разве ты не можешь ходить прямо? Ходи, как я. — И Ип перекатился через подушку.
Ип покатался по подушке, потом встал и, пытаясь изобразить танцевальные движения в стиле «диско», которым учила его Герти, запел:
— Пе-реломы буд-дуттт…
Пел он правильно, но казалось, что воздух от его пения светится. Харви слушал, и ему мерещились огромные вырубленные в камне пещеры далеких миров, в них появлялись и исчезали маленькие страшилища, и в конце концов Харви жалобно завыл.
— …но это толллько роккк-н-роллл..
Страшилище раскачивалось, тряся круглым, как мяч, животом. Эта необычная демонстрация достижений в хореографии продолжалась бы, возможно, и дольше, не вернись домой Мэри. Она вошла в дом через переднюю дверь, полистала журнал, который увидела на столике для корреспонденции, и прошла в кухню.
Гость из космоса решил, что настало время оповестить ее о своем существовании. Он принимал все волны, излучаемые ее мозгом; да, теперь он показаться ей может. И он заковылял по коридору.