В другой части дома бригада медиков работала с членами семьи. В гостиной, переоборудованной в палату «скорой помощи», у Мэри сейчас брали кровь на анализ.
— Наблюдались ли какие-либо изменения среды в доме с тех пор, как этот… ЭТО… у вас находится? Изменения в температуре, влажности, интенсивности света?
Не желая или не будучи в состоянии говорить, Мэри смотрела на врача и молчала. Рядом другой врач измерял кровяное давление Майкла.
— Ты не замечал каких-нибудь изменений в цвете кожи, в дыхании этого существа? Выпадения волос, выделения пота?
— А у него никогда никаких волос не было.
— По-видимому, — сказал один врач другому, — детям удалось наладить с этим существом примитивное языковое общение.
— Это я научила его говорить, — заявила Герти врачу, отстригавшему в это время прядь ее волос.
Перед ней присел на корточки психиатр.
— Говорить его научила ты?
— Моей игрушкой «Скажи по буквам».
Психиатр, по-видимому, этой игрушки не знал.
— Обнаруживал твой друг какие-нибудь чувства? Смеялся, плакал?
— Плакал, — ответила Герти. — Он хотел домой.
А руководитель всех бригад тем временем прошел в столовую, где рентгенологи, изучая скелет Ипа, почесывали свои шлемы. Открыв еще одну пластиковую дверь на «молнии», Ключник вошел в комнату, которая была на карантине более строгом, чем все остальные. Пол, стены и потолок в этой комнате были затянуты пластиком, и внутри нее была еще одна комната, переносной бокс размером десять на десять футов, тоже из прозрачного пластика. Внутри бокса лежали Ип и Эллиот, и над ними работала бригада медиков высокой квалификации.
— Записываю ЭКГ, не имеет ничего общего с человеческой.
— Есть зубцы Q, R, S?
— Нет.
— Ну, а вообще какие-нибудь зубцы есть?
— Не… не знаю.
Запись на ленте не соответствовала ничему, что можно увидеть в руководствах по кардиологии. Но врачи — люди странные: дайте им побыть несколько минут наедине с любым отклонением от биологической нормы, и они исследуют ее своей аппаратурой так спокойно, что успокоятся и все кругом.
— Интересно… — только и сказал один из врачей.
А сказать можно было гораздо больше. В существе, лежавшем на столе перед ними, одно не соответствовало другому; некоторые области тела напоминали мирные овощи, другие обладали плотностью камня.
— Сонар, вы определили, где находится сердце?
— Не могу понять.
— Ну, а вообще-то сердце у него есть?
— Освещен весь экран. Выглядит так, будто сердце заполняет всю грудь.
Они тыкали в него инструментами, сгибали и разгибали его конечности. Кололи иглами в поисках вен, другие иглы проверяли рефлексы. Были найдены ушные клапаны, открыты нежные слуховые стебельки. В его просматривавшие вселенную, сверхчувствительные глаза направлены были лучи безжалостного света. Бригада лихорадочно работала, пыталась расшифровать Ипа, исследовала его истерзанное тело всеми способами, какие есть у медицины для раскрытия тайн живой материи.
Возглавлявший бригаду врач то и дело поднимал руку, чтобы вытереть пот со лба, но рука натыкалась на пластик шлема. Он был расстроен, Ипа он воспринимал как лишенное разума морское чудовище, как в корне отличное от человека существо, чей смысл и на
Да, облик его леденил кровь; но главная беда была в том, что несказанное безобразие этого существа убивало во враче, возглавлявшем бригаду, свойственную этому врачу мягкость. Усталое сознание врача наполняли сейчас образы птеродактилей, первобытных ящеров-уродов, которые вообще не должны были бы появиться и, к счастью, перестали существовать. Эта тварь на столе была из их числа, холодная, бесчувственная, настоящее порождение кошмара.
— Он живой, — сказал техник рядом, — но я не могу обнаружить дыхания…
— …пульс ровный…
Престарелый путешественник лежа безмолвствовал, как мертвая луна какой-нибудь безвестной планеты. Сверху в него бил из нескольких ламп яркий флюоресцентный свет землян, безжалостный, слепящий, проникающий в самую глубь нервов. Он, беспомощный, был сейчас целиком во власти врачей Земли, а ведь их инструментарий так груб по сравнению с медицинскими приборами Великого Корабля!