— Прекрасный ликер, — похвалил напиток Кузьма и отставил рюмку. — Теперь, Федор Макарович, разрешите и о деле. А то у нас мало времени. Вы, конечно, слышали странные слухи о том, что якобы черт унес двух женщин и пытался утащить колокол и что его вчера ночью видели на колокольне? Одну из женщин действительно нашли под обрывом. Она разбилась насмерть. Это была его тетка, — Кузьма кивнул на Рудакова.
— Да. Я слышал и мало в это верил. Но меня эти разговоры обеспокоили. Народ в слухи верит. Они не укрепляют веру, а, напротив, отворачивают лицо от церкви.
— А не могли бы мы подняться на колокольню и посмотреть на следы зубов, которые оставил там нечистый? Может быть, это имеет какое-нибудь отношение к гибели его тетки.
— Я не против, — согласился поп, — мне утром звонарь говорил об этом. Я, признаться, подумал, что померещилось звонарю с похмелия. Но для того мне надо переодеться.
— Мы подождем.
На колокольню батюшка поднялся первым. Карабкаясь по лестнице вслед за ним, ребята услышали его удивленное покряхтывание. Отец Федор сидел верхом на балке и внимательно разглядывал огромное медное ухо колокола.
— Очень загадочно… — сказал он и, охая, спустился по приставной лесенке вниз. — Если поп позволяет себе пользоваться электрическим самоваром, так он только поп. Только человек, да притом вдовец. Но я не могу представить, чтобы черт пользовался ножовкой. Я этот инструмент в руках держал неоднократно, и сомнений у меня нет. Можете посмотреть сами.
Кузьма буквально взлетел по лестнице и тут же спустился назад.
— Да… — сказал он. — Это ножовка. И пилил он с полчаса, если это сделано за один раз. Скажите, отец Федор, а как он мог сюда попасть?
— Попасть не мудрено… Двери наверх открыты, но проходить надо или через алтарь, или через другой вход, который всегда заперт.
Они спустились на землю и снова зашли в дом к отцу Федору. Рудаков уже озабоченно поглядел на часы, а затем на Кузьму с немым укором. Потом прошептал одними губами:
— На дежурство… Я не могу больше…
Кузьма сделал вид, Что не понял. Тогда Рудаков поднялся и, сколько мог, вежливо откланялся.
Отец Федор и Кузьма остались вдвоем. Поп снова налил чаю. Придвинул банки с вареньем.
— Да… — сказал Кузьма. — В городе происходят очень непонятные вещи… Кстати, что случилось с вашим предшественником? Я слышал о какой-то загадочной истории, но таким слухам трудно верить…
Отец Федор прошелся по комнате. Снял со лба тонкий ремешок, придерживавший волосы, и они рассыпались, так и не придав отцу церковного вида.
— Отец Михаил наложил на себя руки. Это печать большого, несмываемого греха на весь приход!
В голосе священника зазвучали сердитые и даже официальные нотки. Кузьме сразу представилось, что он присутствует на собрании профкома местного хлебозавода.
— Что же побудило его? — спросил Кузьма.
— Обстоятельства темные и страшные. Произошло это в прошлом году таким же летом. Покойного, прости, господи, ему грех его и воздай, господи, суровым и бессердечным людям, что подвели его к самому краю пропасти и толкнули его на это грехопадение, покойного в тот день видели в этом саду, — он показал рукой на окно, — за стрижкой плодоносящих кустов.
…Было в тот день воскресенье, и он, отслужив заутреню, занимался в саду. Потом, как говорят соседи и церковная женщина, что постоянно убирает в соборе, к нему зашел некто и оставался там до позднего вечера. Как стемнело, покойный вышел из дому, в обнимку с этим человеком. Одет отец Михаил был в летний костюм. Волосы он упрятал под шляпу, как делал обычно, направляясь в город по различным делам. А потом начинается непонятное. Покойный, человек глубокой трезвости и смирения, якобы напился вина и, влезши в окно к одной почтенной даме, стал укладываться к ней в постель, называя при этом даму именем своей супруги. Дама была хладнокровна и большого крику не подняла. Она решила выпроводить его спокойно, тем более что покойный не проявлял никаких планов надругания над ее честью и вел себя покладисто и покорно. Но тут подоспели люди и, назвав себя дружинниками, взяли покойного под мышки. Потом, как оказалось, они обрили покойного наголо и наутро поставили подметать мостовую перед церковью. Почтенная дама, которая сопровождала покойного до места, рассказывала, что своими глазами видела вывеску дружины на доме, в который его завели. Утром оказалось, что приводили ее в штаб дружины рыбоколхоза. Но по ночам там никого не бывает. Среди всех дружинников она так и не признала тех, кто приходил ночью. Вот такая история, — закончил отец Федор.