Я думаю о том, кто славой обладает.
Из-за его души моя душа страдает.
Всегда я трепещу за жизнь владыки, ибо
Подобных сыновей не часто мать рождает.
Как этот юноша, никто из властелинов
С такой отвагою врагов не побеждает.
Никто не ведает числа его достоинств,
С какой он щедростью дарит и награждает!
Осыпан золотом похвал и пожеланий,
Он не от слов пустых величья ожидает.
Из сердца своего изгнав любовь к богатству,
Он благодарности побеги насаждает.
Дела его любой толкует, как Авесту,
Как книгу Зенд, — добро и щедрость обсуждает.
Поэтов нынешних бессильны славословья —
Превыше всех речей хвалебных он блистает.
Из блага сотворен, все, что он сеет, — благо,
Признательность, как сад, кругом произрастает.
Вся жизнь его как свод законов благородства,
Страницы чистоты, что сам Хосров листает.
Вернее, жизнь его есть книга назиданий,
И внемлет жизнь ему, когда он назидает.
А кто не слушает владыки поученья,
Тот, к пиршествам влеком, в тенета попадает.
В чем сущность горести? Кто на земле несчастен?
Кто, зависти к царю исполнен, увядает.
Ты скажешь тем, кого гнетут его успехи:
«Смиритесь пред судьбой, — так мудрость утверждает!»
О ангел, счастлив будь, коль друг его ликует,
О, смейся, небосвод, коль враг его рыдает!
Я тем же кончу стих, чем начал: постоянно
Я думаю о том, кто славой обладает.
Нам надо мать вина сперва предать мученью,
Затем само дитя подвергнуть заключенью.
Отнять нельзя дитя, покуда мать жива, —
Так раздави ее и растопчи сперва!
Ребенка малого не позволяют люди
До времени отнять от материнской груди:
С весны до осени он должен целиком
Семь полных месяцев кормиться молоком.
Затем, кто чтит закон, творцу хвалы приносит,
Мать в жертву принесет, в тюрьму ребенка бросит.
Дитя, в тюрьму попав, тоскуя от невзгод,
Семь дней в беспамятстве, в смятенье проведет.
Затем оно придет в сознанье постепенно,
Забродит, забурлит — и заиграет пена.
То бурно прянет вверх, рассудку вопреки.
То буйно прыгнет вниз, исполнено тоски.
Я знаю, золото на пламени ты плавишь,
Но плакать, как вино, его ты не заставишь.
С верблюдом бешеным сравню дитя вина,
Из пены вздыбленной родится сатана.
Все дочиста собрать не должен страж лениться:
Сверканием вина озарена темница.
Вот успокоилось, как укрощенный зверь.
Приходит страж вина и запирает дверь.
Очистилось вино и сразу засверкало
Багрянцем яхонта и пурпуром коралла.
Йеменской яшмы в нем блистает красота.
В нем бадахшанского рубина краснота!
Понюхаешь вино — почуешь, как влюбленный,
И амбру с розами, и мускус благовонный.
Теперь закрой сосуд, не трогай ты вина,
Покуда не придет созревшая весна.
Тогда раскупоришь кувшин ты в час полночный,
И пред тобой родник блеснет зарей восточной.
Воскликнешь: «Это лал, ярка его краса,
Его в своей руке держал святой Муса!
Его отведав, трус в себе найдет отвагу,
И в щедрого оно преображает скрягу…
А если у тебя — бесцветный, бледный лик,
Он станет от вина пунцовым, как цветник.
Кто чашу малую испробует вначале,
Тот навсегда себя избавит от печали,
Прогонит за Танжер давнишней скорби гнет
И радость пылкую из Рея призовет».
Выдерживай вино! Пускай промчатся годы
И позабудутся тревоги и невзгоды.
Тогда средь ярких роз и лилий поутру
Ты собери гостей на царственном пиру.
Ты сделай свой приют блаженным садом рая,
Блестящей роскошью соседей поражая.
Ты свой приют укрась издельем мастеров,
И золотом одежд, и яркостью ковров,
Умельцев пригласи, певцов со всей округи,
Пусть флейта зазвенит возлюбленной подруги.
В ряду вельмож вазир воссядет — Балами,
А там — дихкан Салих с почтенными людьми.
вернуться
«Я думаю о том…» — Видимо, эта касыда посвящена одному из венценосных покровителей поэта из династии Саманидов. Показательно, что в касыде воспроизводятся мотивы и образы древнеиранской, домусульманской традиции. Авторство касыды приписывается также Фаррухи (XI в.).
вернуться
Стихи о вине — Название этой касыды условное. Полный ее текст приводится в старинной исторической хронике «Тарихи Систан» («История Систана», XI в.), где рассказывается, что касыда была приложена к хуму (сосуду) с вином, подаренному эмиром Насром II Саманидом, покровителем Рудаки, вассальному правителю Систана (потомку более ранней иранской династии — Саффаридов) Абу Джафару. Стихи приписывались Катрану, но в настоящее время авторство Рудаки признано бесспорным.
«Стихи о вине» — образец классической касыды по форме: 1. Вступление — внепанегирический сюжет: здесь — описание изготовления вина, выраженное поэтической метафорой «Матери вина» — виноградной лозы, у которой отнимается и заключается в темницу (давильню) ее детище — виноград; 2. Переход («гозаргах») — с бейта двадцать второго до двадцать шестого, когда поэт переходит от метафорического описания к восхвалению посредством связующего звена — приглашения, отведав вина, устроить пир: «Тогда средь ярких роз и лилий поутру // Ты собери гостей на царственном пиру». 3. Панегирик (бейты 27–74) — восхваление знати и главного героя оды — систанского владетеля. 4. Заключение (бейты 75–95) — включение в касыду имени поэта, автора панегирика (намек на вознаграждение) и завершающее величание (апофеоз). По содержанию же касыда Рудаки резко отличается от льстивого панегиризма придворной поэзии, поскольку одическое восхваление незаметно переходит в проповедь идеи справедливого правителя, и касыда «превращается» в дидактическую. В ней поэт, часто в подтексте касыды, выражает свою излюбленную мысль о гармонии Любви и Разума. Мечта Рудаки о победе красоты жизни и разумного человеческого дела, непреходящий характер такой победы выражены в апофеозе (в мотиве Красоты, сияющей, как солнце, и в родном для поэта образе горного кряжа), с которым он обращается к эмиру, как к выдающемуся человеку .