И если ты блеснуть умением захочешь,
И если ты свой ум напильником наточишь,
И если ангелов, и птиц могучих вдруг,
И духов превратишь в своих покорных слуг, —
То скажешь: «Я открыл достоинств лишь начало,
Я много слов сказал, но молвил слишком мало…»
Вот все, что я в душе взлелеял глубоко.
Чисты мои слова, их всем понять легко.
Будь златоустом я и самым звонким в мире,
Лишь правду говорить я мог бы об эмире.
Прославлю я того, кем славен род людской,
Отрада от него, величье и покой.
Своим смущением гордиться не устану,
Хоть в красноречии не уступлю Сахбану.
В умелых похвалах он шаха превознес
И, верно выбрав день, их шаху преподнес.
Есть похвале предел — скажу о всяком смело,
Начну хвалить его — хваленьям нет предела!
Не диво, что теперь перед царем держав
Смутится Рудаки, рассудок потеряв.
О, мне теперь нужна Абу Омара смелость,
С Аднаном сладостным сравниться мне б хотелось.
Ужель воспеть царя посмел бы я, старик,
Царя, для чьих утех всевышний мир воздвиг!
Когда б я не был слаб и не страдал жестоко,
Когда бы не приказ властителя Востока,
Я сам бы поскакал к эмиру, как гонец,
И, песню в зубы взяв, примчался б наконец!
Скачи, гонец, неси эмиру извиненья,
И он, ценитель слов, оценит, без сомненья,
Смущенье старика, что немощен и слаб:
Увы, не смог к царю приехать в гости раб!
Хочу я, чтоб царя отрада умножалась,
А счастье недругов всечасно уменьшалось.
Чтоб головой своей вознесся он к луне,
А недруги в земной сокрылись глубине.
Чтоб красотой своей обрел он в солнце брата,
Сахлана стал прочней, превыше Арарата.