Еще Адам не создан был, а я был стражем рая,
И с гуриями я вкусил блаженства неземного.
На царском троне восседал, владел кольцом с печатью,
До Сулеймана я смирял любого духа злого.
В огонь входил — и пламя вмиг преображалось в розы,
Шел по цветам я, по огню багряного покрова.
Став перлом, с неба я упал в ларец земной юдоли,
А вознесусь — и небо вмиг венчать меня готово.
Все времена поют вослед за Шамсом песню эту,
Но спета мною до времен ее первооснова.
Паломник трудный путь вершит, к Каабе устремлен,
Идет без устали, придет — и что же видит он?
Тут камениста и суха бесплодная земля,
И дом высокий из камней на ней сооружен.
Паломник шел в далекий путь, чтоб господа узреть,
Он ищет бога, но пред ним стоит как бы заслон.
Идет кругом, обходит дом — все попусту; но вдруг
Он слышит голос изнутри, звучащий, словно звон:
«Зачем не ищешь бога там, где он живет всегда?
Зачем каменья свято чтишь, им отдаешь поклон?
Обитель сердца — вот где цель, вот Истины дворец,
Хвала вошедшему, где бог один запечатлен».
Хвала не спящим, словно Шамс, в обители своей
И отвергающим, как он, паломничества сон.
Вы, взыскующие бога средь небесной синевы,
Поиски оставьте эти, вы — есть Он, а Он — есть вы.
Вы — посланники господни, вы пророка вознесли,
Вы — закона дух и буква, веры твердь, ислама львы,
Знаки бога, по которым вышивает вкривь и вкось
Богослов, не понимая суть божественной канвы.
Вы в источнике бессмертья, тленье не коснется вас,
Вы — циновка всеблагого, трон аллаха средь травы.
Для чего искать вам то, что не терялось никогда?
На себя взгляните — вот вы, от подошв до головы.
Если вы хотите бога увидать глаза в глаза —
С зеркала души смахните муть смиренья, пыль молвы.
И тогда, Руми подобно, истиною озарясь,
В зеркале себя узрите, ведь всевышний — это вы.
* * *
Ты к возлюбленной стремишься? Будь же сам с собой жесток:
Для свечи души и тела не жалеет мотылек.
Был бы вечности причастен, богом был бы, если б ты
Отказался от богатства, стать рабом смиренным смог.
Только истиной любуйся, говори лишь о любви,
Хвастай четками безумья, взвейся, как хмельной клинок.
Что за польза в промедленье, если с миром ты одно!
Путь у нас с тобой совместный — так идем же в погребок!
Пей вино из кубка страсти к похищающей сердца,
Вера и безверье — басни, болтовня — какой в них прок!
Страсть — вино и виночерпий, в ней начала и концы,
Сказано о чистых сердцем: «Напоил их сам пророк».
Знай, одна лишь ночь свиданья стоит жизни вечной всей;
Песня же Руми об этом — клад, закопанный в песок.
* * *
О правоверные, себя утратил я среди людей.
Я чужд Христу, исламу чужд, не варвар и не иудей.
Я четырех начал лишен, не подчинен движенью сфер,
Мне чужды запад и восток, моря и горы — я ничей.
Живу вне четырех стихий, не раб ни неба, ни земли,
Я в нынешнем, я в прошлом дне — теку, меняясь, как ручей.
Ни ад, ни рай, ни этот мир, ни мир нездешний — не мои,
И мы с Адамом не в родстве — я не знавал эдемских дней.
Нет имени моим чертам, вне места и пространства я,
Ведь я — душа любой души, нет у меня души своей.
Отринув двойственность, я вник в неразделимость двух миров,
Лишь на нее взираю я, и говорю я лишь о ней.
Но скорбь, раскаянье и стыд терзали бы всю жизнь меня,
Когда б единый миг провел в разлуке с милою моей.
Ты до беспамятства, о Шамс, вином и страстью опьянен,
в целом мире ничего нет опьянения нужней.
* * *
То любят безмерно, а то ненавидят меня,
То сердце дарят, то мое сокрушают, казня;
То властвую я, как хозяин, над мыслью своей,
То мысль моя держит в тисках меня, как западня;
То, словно Иосиф, чарую своей красотой,
То, словно Иакова, скорби одела броня;
То, словно Иов, терпелив я, покорен и тих,
То полог терпенья сжигает страстей головня;
То полон до края, то пуст я, как полый тростник,
То чувств не сдержать, то живу, безучастность храня;
То жадно за золотом брошусь я в самый огонь,
То золото щедро бросаю в объятья огня;
То страшен лицом я, уродлив, как ада гонец,
То лик мой сияет, красою прекрасных дразня;