Ирбис снова закричал, и человек понял, что зверь не боится его, а просит помощи. Куда же бросать петлю? После недолгих колебаний решился.
Осторожно подошел к самому краю обрыва, слегка размахнулся и, чуть отпрянув назад, бросил шнур. Годами отработанный навык не подвел кольцо веревки точно легло на оттопыренную вперед заднюю ногу огромной кошки. Надо было, осторожно отходя назад, затянуть петлю и поднимать барса. Но он, ощутив трос, снова стал усиленно дергать ногами, стараясь найти какую-то опору, и охотник испугался, что зверь петлю сбросит. Ведь он мог сорваться с дерева каждый миг. Около десяти минут уже висел он. Сколько еще могут выдержать его лапы? Десять, двадцать минут? А может, две секунды? Только наброшенная петля была гарантией. Трос прочно закреплен на валуне, и, сорвавшись, зверь повиснет в трех-четырех метрах от уступа. Все-таки капрон есть капрон. Он выдержит и тонну.
Не дожидаясь, пока шнур слетит с ноги ирбиса, человек резко рванулся назад, но поскользнулся... И там же, на наклонном уступе, где с края обрыва сполз снежный барс, неумолимая инерция поволокла человека.
Сначала он растерялся, видя, что медленно и неотвратимо скользит к пропасти, но сразу же успокоился. Ведь у него был капроновый трос, обернутый вокруг руки у локтя и надежно закрепленный на валуне.
Охотник перехватил шнур повыше, натянул и остановил скольжение. Подтягиваясь на веревке, встал, посмотрел за обрыв, который был рядом. Задние ноги ирбиса дергались, но петля плотно лежала на втором суставе лапы. А там, за зверем, метрах в трехстах внизу, сквозь редкий голубоватый морозный туман проглядывало черное дно ущелья.
Теперь, уже не спеша, человек затянул петлю и стал отходить к валуну. На скользком и наклонном уступе нельзя было торопиться. События только что напомнили ему об этом. Зайдя за валун, опираясь на него, охотник стал тянуть трос, который подавался с большим трудом.
Едва ирбис ощутил натяжение веревки на ноге, он почувствовал, что его спасают. Звери чувствуют страх смерти даже лучше людей. Когда заднюю ногу потянули вверх, ирбис снова закричал. Протяжно, пронзительно, тревожно. Человек ясно слышал в этом крике зов о помощи. Крик был таким надрывным, что кровь стыла в жилах человека.
Барс не боялся петли, не страшился веревки, наоборот, он улавливал чутьем своей звериной души, что этот шнур соединяет его со скалой, со спасением, с жизнью. Но кричал он от страха. От ужаса перед этой бездонной и туманной пропастью...
Охотник видел, как на уступ поднялась сначала одна, потом зверь забросил и вторую лапу. Человек был в рукавицах, но капроновый трос под большой нагрузкой все равно резал руки, пот заливал глаза охотника. Но вдруг движение застопорилось. Сначала человек не мог понять, в чем дело. Потом понял: ирбис не отпускал ствол дерева. Он еще боялся пропасти и не мог отпустить спасительную сосну.
Охотник ослабил веревку и некоторое время отдыхал, сидя на корточках. Барс лежал неподвижно с минуту, потом вдруг встрепенулся, поняв, что уже спасен, что он на уступе, и сам попятился прочь от обрыва. Шнур уже надо было не тянуть, а только выбирать.
Возле валуна ирбис развернулся мордой к человеку и внезапно замер, словно осмысливая все, что произошло. Он долго смотрел в глаза охотнику, молча лежал на животе и подтянутых под себя лапах, тяжело, измученно дыша. И человеку вдруг показалось, что в зеленых глазах хищника светится недоумение. Может быть, это только показалось...
Охотник извлек острый нож. И в тот же миг зверь глухо зарычал и хрипло кашлянул. Человек знал, что это грозное предупреждение: слишком близко они были друг от друга. Легким движением он перерезал капроновый шнур и стал потихоньку отодвигаться от зверя, все время глядя ему в глаза. Метрах в пяти встал в полный рост, продолжая пятиться от ирбиса, от валуна, от пропасти. Отходил осторожно, чтобы не оступиться, и едва завернул за скалу, остановился. Минуты три переждал. Когда снова выглянул из-за поворота скальной стены, снежного барса уже не было видно.
Человек вернулся за рюкзаком и веревкой, осмотрел следы, зверь ушел шагом по скальной тропе вверх, дальше в горы. Он вгляделся в круглый след высокогорной кошки и, хотя видел и знал подобные следы, все равно удивился: след был не меньше чайного блюдца. Долго рассматривал отпечаток - круглая мохнатая ступня плотно ложилась в снег, цепляясь за него мехом, шерстинками, врезаясь крупными когтями. "Получше любых горных ботинок, - подумал охотник, - и как же он умудрился сорваться? Теперь погуляет с веревочкой. Да нет... Перегрызет, пожалуй, сегодня же".
Он встал, подошел к месту, где зверь прыгнул, охотясь на козла. Достал рулетку, измерил длину прыжка ирбиса. "Ого! Почти одиннадцать метров! Ирбис - известный прыгун".
А снежный барс в это время шел по узкой козьей тропе, не замедляя шага, не останавливаясь. Солнце уже поднялось над вершинами, яркий горный день начался и, отражаясь в снегах, сделал их из синих желтыми. Ирбис шел. Ему уже не хотелось охотиться, он не чувствовал голода, хотя давно ничего не ел. Только усталость, непривычная для сильного тела, отягощала его лапы, спину, хвост... Он хотел уйти подальше от того страшного места, от той туманной бездонной пропасти. Как будто не было перед ним сейчас такого же самого обрыва. Как будто вся его жизнь не состояла из бесконечной тропы над пропастью, бездонной и туманной.
(1) Центральный Алтай.