В дверь начали биться с новой силой. Судя по звукам — в две головы. Но не слишком активно. Сытые пока что... Или это у меня слух так притупился? Я вдруг вспомнил, что стою прямо посреди гулкого коридора и как мог развернул корпус в сторону лестничной площадки. Вроде никто больше не ломится во весь опор за новой порцией мясца или, в моем случае, довольно упругого мясозаменителя.
Ладно, пойдем искать наш эликсир молодости. Кажется, никто нам больше не собирается мешать. Ну, хотя бы какое-то время. Главное, чтобы нейросеточка не включила какой-нибудь еще более щадящий режим, так что я и глазом не смогу пошевелить. Жди тогда оповещенный персонал до скончания века... С протухшим мозгом и первоклассной имитацией человеческого тела. Это будет до слез обидно, да. Только я даже скупую слезу не смогу выдавить.
Пробую сделать шаг. Ага, пока шевелятся родимые. С какой двери начать, чтобы зря не беспокоить мозговую жидкость? Черт, в глазах потемнело, таблички на дверях не разобрать! Начну со средней, что ли. Еще шаг, берусь за ручку... Вот дерьмо, заперто! Так, что на табличке? Придвигаюсь ближе. С трудом различаю надпись: «Архив». Не, походу, нам не сюда, точно. Ну, куда дальше, полумозг? Влево или вправо? Любой лишний шаг может стать последним. А-а, была не была — давай налево! Налево всегда веселей ходить.
Кое-как переставляю ноги до следующей белоснежной двери. Прижимаюсь переносицей к желтовато табличке. «Аппаратная». Может, оно? Холодильнику там, наверное, самое место. Только бы было открыто, только бы было... Дергаю ручку вниз... Не заперто! Фу-ух, аккуратно толкаю дверь и делаю шаг в сумрак помещения. Комната два на полтора, вдоль одной из стен плотным рядом стоят здоровенные корпуса приборов.
Ух ты, в этой комнате даже есть окно, правда замазанное краской доверху. Сквозь него идет слабый дневной свет — то ли утро, то ли вечер, то ли очень пасмурно. А может просто краска на стекле толстым слоем лежит. Встаю посреди комнатки, пытаюсь понять, что за приборы. Никогда таких не видел. Куча кнопок, дисплеев, проводочки какие-то... О! У самого окна, в углу, стоит железный ящик с дверцей во всю переднюю стенку. Походу, холодильник! На радостях кидаюсь к нему как к родному и чуть не растягиваюсь во весь рост на бетонном полу. В самый последний момент успеваю выставить обе руки вперед, оказываюсь в позе «упал-отжался». Чертова система координации. Да, тяжеловато жить без нативного вестибулярного аппарата. Когда еще там барсетка научится сносно понимать мои нейрозаскоки, а я — принимать обратку...
Аккуратно подползаю на дрожащих локтях и коленках к спасительному контейнеру, из последних сил тяну за ручку на себя. ..ля! Даже полуслепой киборг последней модели, вроде меня, смог разглядеть в рассеянном краской свете, шедшем от окна, что обесточенный холодильник был пустой, как будто обитал в студенческой общаге за день до стипендии. Был у нас в роте один студент, рассказывал... Всё. Кажется, я сейчас двину кони. На улице вдруг резко потемнело... Тучи, что ли набежали? Блин, это же у меня в глазах!
Опасность!!! Опасность!!! Состояние органического импланта критическое! Немедленно примите состав С...
Рука бессильно скользнула по внутренней стороне дверцы. И тут вдруг под ладонью что-то звякнуло. На ощупь трогаю пузырек. Стекляшка, объемом и формой как «бон-аква»... Что бы это ни было, мне уже все равно кранты. Не видя ни зги, откручиваю крышку непослушными пальцами, подношу ко рту, опрокидываю... Глотаю, не чувствуя ни вкуса, ни запаха... Вот будет прикол, если это и вправду просто бутылочка водички, забытая кем-то из персонала! Свет окончательно гаснет. Сознание тоже. Эксперимент, господа ученые, закончен. Походу, не судьба. Абза...
< < < < > > > >
Глава 3. Только полное взаимодействие
Говорят, когда умираешь, видишь свет, тоннели там всякие, взлеты над телесами... Туфта это все и глюки гаснущего мозга. Самое страшное — это чернота, полнейшая и безвозвратная. Вот это действительно страшно. Когда понимаешь, что всё. Совсем всё. Окончательно. Бесповоротно.
Поэтому, когда прямо посреди этой жуткой кромешной черноты неожиданно возникла яркая оранжевая точка, а потом вдруг увеличилась до размеров привычного окошка системного сообщения, я возликовал аки ангел-херувим, и чуть было не воспел хвалу. Знать бы еще, кому ее петь...