Выбрать главу

"Ещё немного, и я сам начну каркать,словно ворон. Хватит уже во всём видеть беду! Хватит!"

Вот только предчувствие не обмануло Веилена и в этот раз.

...Бабье лето: в прозрачном воздухе плывёт невесомая паутина, в зелёной листве проступают первые золото и багрянец, а солнце, застыв в небе раскалённым добела полтовником , щедро отдаёт земле последнее, неизрасходованное за летние месяцы тепло.

Но эти ясные и жаркие деньки больше не выманивают на улицу чумазую детвору "рабочего" квартала Вильдно, а солнечные лучи напрасно скользят по закопчённым стенам и наглухо закрытым ставнями окнам. Вокруг ни звука, ни движения - и ветер гоняет по опустевшим улочкам пыль.

...Старый ворон, тяжело взмахивая крыльями, пролетел над крышами горняцкого квартала, но, приметив незакрытое слуховое окно, бесшумно опустился на подоконник и, нахохлившись, осторожно заглянул в небольшую, с низкими потолочными балками комнату. Косые солнечные лучи с кружащимися в них золотистыми пылинками освещают её всю и даже достигают противоположной стены, возле которой стоит небольшая детская кровать ,где лежит светловолосая хрупкая девочка. Её руки бессильно выпростаны поверх одеяла, глаза закрыты, а на прозрачном личике с запёкшимися губами застыло выражение бесконечного страдания. Белая сорочка расшнурована у тонкой шеи с часто бьющейся синей жилкой и двумя наполненными тёмной кровью опухолями размером с грецкий орех. Такие же кроваво чёрные опухоли виднеются и на худых предплечьях ребёнка . Внезапно губы девочки размыкаются и она тихо шепчет:

- Пить...

Но сидящий, низко опустив голову, Веилен встрепенулся, как только уловил эту , едва различимую, просьбу. Резко встав, он тут же покачнулся, точно от головокружения, но уже через несколько мгновений справившись с накатившей на него слабостью , Вел налил в чашку из кувшина настой ромашки и подошёл к постели сестры. Аккуратно приподняв голову Лади, Веилен поднёс край чашки к самым губам девочки:

- Вот . Пей...

Лади сделала несколько торопливых глотков и тут же закашлялась:

-Больно... Глотать больно ...

-А ты потихоньку... Вот так...- Веилен, дождавшись пока сестра немного утолит жажду, снова бережно опустил её голову на подушку. Поправил одеяло... И согнулся в приступе мучительного кашля...

- Вел... - глаза Лади были по-прежнему закрыты.- Крысы... Не подпускай их ко мне, пожалуйста...

Брат отёр окрасившую его губы кровь:

- Не подпущу, сестричка... Не бойся. - Веилен снова направился к столу, возле которого нёс своё бессменное дежурство, с каждым днём дававшееся ему всё труднее - силы уходили, точно вода в песок, а приступы кровавого кашля теперь сопровождали почти каждое движение... Похоже, поветрие добралось и до него...

- Ничего ... Выкарабкаемся...- Вел опустился на стул, прикрыл воспалённые от бессонницы глаза - Не впервой!

С началом эпидемии углекопы оказались предоставлены сами себе: покинуть обречённый квартал было нельзя под страхом смерти - ратники из гарнизона "Лис" стреляли без колебаний и промахов - в этом уже убедились обезумевшие от страха люди, попытавшиеся взять приступом немедленно перегородившие улицы заслоны. Больше таких отчаянных не нашлось, ведь оставаясь за закрытыми дверями можно было сохранить хоть тень надежды, что поветрие обойдёт тебя стороной, а стрелы несли смерть скорую и верную.

Вернувшийся из забоя Веилен -- это было как раз перед тем, как работа в шахтах полностью встала - застал тогда самый конец чумного бунта: толпа, быстро отхлынувшая от укреплений, оставляла за собой лежащие в пыли трупы - среди убитых были женщины и даже несколько подростков и детей...

Вдогонку убегающим просвистело ещё с десяток стрел, на заслоне появился высокий поджарый командир "Лис" и гаркнул так, что его голос был слышен даже на другом конце улицы:

- По домам, чумные! Ожидайте лекарей, и не высовывайтесь понапрасну- иначе пришибу любого, кто подойдёт к кордону ближе, чем на сто шагов!

...Лекари действительно появились- одетые в длинные , пропитанные смолой балахоны, в кожаных , скрывающих всё лицо масках, они ходили от дома к дому с длинными палками, которыми отгоняли слишком близко подходящих к ним людей или указывали на травы , которые надо заваривать. При этом самих больных врачеватели не только не осматривали, но даже не заходили к ним в комнаты , предпочитая общаться с ещё не имеющими на себе признаков поветрия родственниками...

Веилен не знал, помогли ли кому - нибудь советы этих лекарей, но отметил, что чем больше разгорался очаг заразы, тем реже появлялись на улочках врачеватели, а вот вымазанные смолою телеги-труповозки навещали квартал с завидным постоянством и всегда покидали его переполненными до краёв.

За этими скрипучими, неуклюжими повозками обитатели квартала наблюдали в щели ставен ,затая дыхание , а телеги медленно продвигались по улицам, останавливаясь у каждых дверей .Одетые в точности так же, как и лекари, возничие хрипло осведомлялись, есть ли в доме мёртвые, и, в зависимости от ответа, либо ожидали, когда к ним на телегу вынесут плотно запелёнутый в простыни труп, либо неторопливо двигались дальше. Если же на оклик возничих никто не отвечал , то они взламывали ломами двери, и углублялись в тёмную молчаливость комнат, а через несколько минут снова появлялись на улице, волоча за собой баграми остывшие тела...

Запертые в квартале люди следили за телегами отнюдь не из пустого интереса: наблюдая за деятельностью могильщиков можно было понять , что происходит в соседних домах, а потом , ночью, выбраться на промыслы, ища в опустошённых чумой жилищах необходимые припасы. Желание выжить, во чтобы то ни стало, пересиливали и страх заразы, и суеверный ужас перед неуспокоенными душами, а если в опустевшем доме встречалось сразу несколько доведённых до отчаяния людей, то дело могло дойти и до поножовщины, ведь в огороженном кордонами квартале уже начинался голод...

А ещё в квартале царил страх - невидимым туманом он висел меж домов и оседал липким потом на коже, слышался в надрывном скрипе похоронных телег и тороплвых шагах столь редких теперь прохожих... Чующий ощущал его всем своим естеством - он словно бы улавливал разлитый в воздухе затхлый и сладкий запах сковавшего людей ужаса , но избавиться от мешавшего ему дышать наваждения не мог . Страх пропитал собою весь квартал и Вел даже не удивился, уловив его тень в безумном взгляде соседки снизу. Встретившись с ним у общего входа в дом прежде всегда спокойная и рассудительная женщина накинулась на Чующего настоящей фурией - как он смеет близко подходить к её комнатам и разносить наверняка принесённую с улицы заразу!.. Взбешённая, утратившая человеческий облик соседка уже была готова вцепиться в Вела скрюченными пальцами, но тот успел ретироваться от свихнувшейся женщины по лестнице, а та, оставшись внизу , ещё долго кричала во всё горло, что ей чужаки в доме не нужны - пусть завтра же убирается из мансарды вместе со своей сестрою-поганкой!.. Напуганная истошными криками Лади дрожала и всхлипывала, а Веилен , устроившись на кровати и завернув сестру в одеяло, крепко прижимал малышку к себе и шептал ей на ухо что-то бессмысленно- успокаивающее...

Новое жильё искать не довелось - уже на следующее утро снизу снова донёсся громкий и горестный вопль - полугодовалая дочка соседки умерла в колыбели, во сне... Соседка побежала разыскивать уже редко появляющихся в квартале лекарей и таки нашла их, привела в дом... А через неделю её вместе с ещё двумя детьми вынесли из нижних комнат могильщики...

Веилен же , не доверяя пугливым лекарям, пытался облегчить страдания сестры тем небольшим набором трав, которыми пользовалась мать- в покинутых домах он выискивал не только пищу, но и заготовленные впрок сушёные плоды шиповника, соцветия ромашки, пучки шалфея, девятисила и зверобоя. Один раз ему повезло - Веилен раздобыл несколько коробочек сонного мака . Небольшие порции макового отвара усыпляли Лади, когда ей становилось особо плохо и она начинала марить наяву, видя в комнате то огромных пауков, то свирепых серых крыс. На себя крошечные запасы сонного зелья Веилен не тратил, хотя нуждался в несущем отдых забытьи не меньше, чем сестра -- то сумеречное состояние, в котором он теперь жил и которое всё больше заменяло ему и явь, и сон , выматывало Вела, лишая его последних сил.