Расчёт горбуна оказался верным - оказавшись вдали от попрёков матери и отчуждённости отца, Пелми не только оправилась от болезни настолько, насколько это было возможно, но и , переступив тринадцатилетние, начала постепенно расцветать. Только её красота несла в себе хрупкую чистоту весеннего, только- только выбившегося из под снега цветка, а в её кроткие глаза лесной лани нельзя было смотреть без боли...
Олден поднял голову и улыбнулся:
- Ну, конечно же я вернулся, Пелми - ты же знаешь, что я всегда возвращаюсь!
Пелми снова провела рукой по волосам брата :
- Но я всё равно волнуюсь за тебя... Особенно, когда мне снятся сны...
- Это пустое...- Олден снова улыбнулся и поцеловав неподвижные колени сестры , добавил - К сожалению, в этот раз я не нашёл для тебя достойного подарка, так что ты сама должна сказать, чего тебе не достаёт...
Пелми смахнула с ресниц выступившие слёзы:
- Лучший подарок для меня, это то, что ты жив и здоров...- и сестра, взглянув на укрытые вечерней мглою рощи и виноградники, тихо добавила. -Единственное, о чём я сожалею, это то, что не смогла встретить тебя на площади вместе с отцом...
Устроившийся около ног сестры Олден едва заметно качнул головой:
- Не стоит об этом жалеть, мышонок! Я терпеть не могу пустые церемонии! Лучше расскажи , как тебе жилось в моё отсутствие?
Пелми согласно кивнула и начала рассказывать брату о мелочах, из которых и состояло её тихое затворничество: вначале она поведала Олдену о прочитанных ею книгах, затем сообщила о наконец-то прижившемся и зацветшем розовом кусте, а напоследок, тихо смеясь, рассказала о том, как её кошка изловила где -то в доме здоровенную крысу и приволокла свой трофей прямо в кровать к Пелми, напугав при этом служанку...
Олден внимательно слушал бесхитростные рассказы Пелми, то и дело переспрашивая её о каких-то мелочах и улыбаясь на её смех. Со своей сестрой-полуребёнком он чувствовал себя успокоенным и умиротворённым, ведь все её порывы были чисты и искренни и не несли в себе ни подвоха, ни хорошо замаскированной лжи. Тень набегала на лицо горбуна лишь тогда, когда он смотрел на неподвижные ноги Пелми - с этой бедою не смог справится ни он сам, ни аркоский паук, а взятый в подмогу Олденом "Крыса" после осмотра Пелми лишь грустно покачал головой: "Пойми , друг, - ничего уже сделать нельзя! Твоя сестра жива и, хвала богам, не испытывает постоянных болей, - в её случае это и так редкая удача..." Но горбун , так и не смирившись с увечьем Пелми, вновь и вновь искал способы исправить нанесённый ей его давнишним договором вред.
... В поисках лекарства Олдену уже давно ничего не мешало, ведь заниматься алхимией и магией он мог совершенно спокойно. Став главою рода Остенов, горбун перебрался в унаследованный им вместе со старшинством дом Дорита, в библиотеке которого его терпеливо дожидались дядины дневники и старательно собранные Доритом многочисленные рукописи. Ну, а про то, что в доме дяди Олдену был хорошо известен каждый тайник и закоулок, и говорить не стоило!.. За домом в отсутствии тысячника присматривало несколько вышколенных , умеющих держать язык за зубами человек из уволенной ранее Доритом обслуги, а сам дядя, превращённый горбуном в беспомощного идиота, тоже поначалу был вынужден делить с ненавистным племянником кров. Правда, бок о бок , Олден и Дорит прожили от силы года два - летним вечером, после известия об очередной победе племянника, бывший тысячник всё таки сумел положить конец своему убогому существованию, размозжив голову о белый камень стен... Недоглядевший за безумцем слуга был запорот на конюшне до смерти самим Олденом, а тёмные слухи о причинах странного безумия Дорита и его смерти, не имея подпитки, со временем угасли сами собой!
И тем не менее Доритовское обиталище, пусть уже и лишившееся мрачного ореола, вряд ли было тем домом, в который следовало вводить молодую жену . Тем более, такую жену, как Испи - сам Келтен вполне мог довольствоваться малым, но своих дочерей он баловал безмерно... Возвращающийся от сестры в казармы Олден недовольно дёрнул плечом - грядущая свадьба несла с собою множество хлопот и перемен, которые ему совсем не нравились! А невеста... При воспоминании о словах Испи тысячник горько усмехнулся - продажные девочки, которых он без устали продолжал таскать к себе в постель, были на свой лад честнее многих "порядочных" девушек, рассуждающих о долге и чести!..
Свадьба состоялась ровно через месяц после возвращения тысячника из похода и отличалась чрезмерной даже для амэнцев пышностью - отцы семейств хотели, чтобы окончательное закрепление их альянса запомнилось как врагам, так и союзникам. Правда, Олден, как всегда пошёл против установленных правил, даже на такой праздник появившись в куртке "Карающих" , напоминающей по цвету только что пролитую кровь. Сидя во главе праздничного стола месте со своими дружками - Хингардом и никогда не улыбающимся сотником Элри, он являл полную противоположность разряженным в шитую золотом парчу и атлас гостям. От воинов , казалось, до сих пор пахло сталью и дымом пожарищ , а их суровые лица и тяжёлые взгляды заставляли пирующих опускать глаза. Илит же, взглянув на сына, в который раз едва заметно поморщился - ну разве не мог Олден хотя бы ради такого случая соблюсти приличия и не тащить с собою на праздник казарменный дух!.. Но Келтен, словно уловив его мысли , придвинул жрецу Единого наполненный кубок и шепнул:
- Успокойся. Куртка твоего сына в глазах многих амэнцев теперь значит гораздо больше, чем золотое шитьё на парадных мантиях...
...Между тем прижатая дружками к мужу Испи с каждой секундой чувствовала себя всё хуже и хуже: от тяжёлого подвенечного убора у неё не на шутку разболелась голова, плотно охватывающие шею ожерелья мешали ей дышать, а при взгляде на разложенные на столе яства девушку начинало не на шутку мутить. Но хуже всего было то, что Олден, которого Испи, как ей казалось, хорошо знала, внезапно совершенно преобразился, словно одев на себя ледяной панцирь. От его вежливости веяло такой отчуждённостью, что становилось страшно. Во время венчания, когда Испи, идя к алтарю, запуталась в пышных юбках и споткнулась, пальцы вовремя поддержавшего её жениха сомкнулись на локте девушки стальными клещами и в тот же миг он тихо шепнул ей на ухо: "Это плохая примета, Испи... Очень плохая..." Девушка нашла в себе силы едва заметно улыбнуться и шепнуть в ответ Олдену: "Пустое...", но с той минуты её не оставляло ощущение надвигающейся беды.
...Испи безнадёжно оглянулась по сторонам - отец занят разговором с Илитом, подруги затерялись среди гостей, а пробирающийся к ней Лиги нечаянно задел Хингарда и тот пролил вино на свою куртку. Алхимик с кривой улыбкою встал и , перегородив Лиги проход, тихо произнес: "Выйдем, щенок!" Десятник, ещё не понимая , с кем связался, гордо вскинул голову: " За это оскорбление ты заплатишь!", но "Крыса" , тихо буркнув: "Разумеется", ещё раз выразительно кивнул в сторону выхода...
Глядя на удаляющихся алхимика и Лиги, Испи вздрогнула, и схватив Олдена за руку, умоляюще прошептала: