Выбрать главу

- Что с тобою? Что происходит!?. - прошептал сбитый с толку Олден, но ответом ему стало неясное, всё более усиливающееся волнение. Паук в замешательстве погрузился в самые глубины натуры Велда, пытаясь добраться до того, что являлось скрытым даже для самого эмпата - голоса крови и памяти предков. Горбун не мешал твари, но её волнение передалось и ему, навалившись на плечи чудовищным напряжением... И тут в его разуме раздалось довольное щелканье твари, нашедшей ответ на смутившую её загадку. Сердце Олдена словно сжала твёрдая и вместе с тем тёплая рука. Такой боли горбун не испытывал ещё никогда - на какой-то миг, ему показалось что он умирает, но уже в следущий секунду огневая вспышка прошла по телу мучительной и сладкой волной!

"Это голос крови..." - теперь сияние рубиновых глаз твари стало необычно мягким. - "Он не только твой ученик, но и сын. Твой род продолжен..." Пытаясь унять по-прежнему часто бьющееся сердце, Олден коснулся рукою груди и тихо шепнул: "Ты ошибаешься. Мой единственный сын умер много лет назад. Я не могу зачать здорового ребёнка!.." Но тварь в ответ ему издала что-то похожее на мысленный смешок: "Мать твоего первенца была обычной женщиной, но этого ребёнка ты зачал от эмпатки! Люди, называющие себя Знающими не смешивают свою кровь с теми, кто обладает даром чувствовать, но ты как всегда нарушил запрет..."

Олден опустил голову - ему вдруг вспомнился давний вечер в Крейстете и слова княгини "Русоволосая женщина и мальчик!.. Я вижу лица - так чётко..." Тогда он не придал этому значения, но теперь разбросанные во времени осколки соединились в одно целое. В его жизни действительно была русоволосая лаконка и её дар не был для него секретом, но потом он постарался вытравить из своей памяти любые воспоминания о тех трёх безумных ночах и ему это почти удалось, но теперь... Теперь воспоминания всколыхнулись в нем бешеным калейдоскопом, и события тех дней всплыли в памяти четкой картиной в ярких красках!

ЧУЮЩАЯ

Истлу горбун встретил через два месяца после того, как умер его сын. Вновь разгоревшаяся свара с Лаконом не сулила Олдену ничего интересного, но служила хорошим поводом для того, чтобы покинуть Милест. Снова взяв в руки меч, тысячник надеялся приглушить овладевшую им тоску, которую не могло теперь унять даже общение с Пелми. Предсказание демонов исполнилось до конца - он изведал тайны колдовства и, став воином, не только сам достиг славы и почестей, но ещё и покарал виновного в его уродстве и смерти матери Дорита, да только в душе Олдена теперь царили холод и пустота! Власть и сила не избавят его от одиночества, а любовь девушки он может получить лишь в обмен на звонкую монету. Даже родившую ему ребёнка женщину он купил! Купил за двух коров и десяток овец, но вынашивающая его сына селянка не могла скрыть перед горбуном своего страха и отвращения, а к будущему ребёнку она не испытывала даже инстинктивной привязанности. Хотя для неё роды прошли благополучно, женщина ни разу не взглянула в сторону колыбели, и не пыталась помочь отчаянно сражающемуся за жизнь мальчика Олдену. Более того - плотно обвязав грудь (так обычно делают, чтобы молоко не прибывало), она принялась вовсю заниматься хозяйством, всем своим видом показывая, что больше не желает иметь к малышу никакого отношения!

...Похоронив вместе с сыном все свои надежды, горбун стал ещё более язвительным и жестоким, но то, что за всё чаще овладевающей Олденом мрачной яростью кроются тоска и боль, заметил лишь Хингард. "Крыса" стал чаще наведываться к тысячнику и коротал вместе с ним время за ничего не значащими беседами. Олден был благодарен алхимику за то, что тот, отвлекая его от мрачных мыслей, не задаёт вопросов и не даёт ненужных советов. Между тем, едва начавшаяся война уже двигалась к своему завершению. Уже в двух первых битвах лаконцы были разбиты и теперь "Карающие" были заняты истреблением засевших в лесах и балках отрядов. Основные силы амэнцев оставались в хорошо укрепленном лагере, но поисковые отряды уходили вглубь лаконских земель на несколько дней, и Олден, убедившись что оборона лагеря не имеет изъянов, конечно же, не стал сидеть за укреплениями, а принял участие в охоте.

...Выкуренные из соснового бора "Соколы" удирали так, что только пятки сверкали и сотня "Карающих" преследовала их целый день, а к вечеру погоней так и не пресытившийся кровью лаконских воинов отряд Олдена наткнулся на раскинувшуюся вокруг большого озера деревню. Если бы это произошло тогда, когда солнце стояло ещё высоко, от поселения осталась бы лишь горстка пепла, но отряд уже был уставшим. Продолжать погоню по темноте не имело смысла, а потому тысячник решил остаться здесь на ночлег. "Карающие" быстро взяли деревню в оцепление и начали прочёсывать дома и погреба в поисках возможного врага, но не нашли ничего подозрительного. Сопротивления им почти не оказывали - только в трёх или четырёх домах мужчины попытались взяться за вилы, а в крытой камышом, стоящей около самой воды хате выживший из ума дед позволил себе нелестные высказывания о родителях ворвавшихся к нему ратников. "Карающие" всегда были скорыми на расправу: вздумавшего ругаться старика они оттащили на мелководье и, сунув его голову под воду, держали так безумца до тех пор , пока тот не перестал пускать пузыри, а решившие тягаться с матёрыми воинами селяне были изрублены мечами на глазах своих семей. В остальных избах их встречали лишь забившиеся по углам дети да испуганные женщины со старухами. Олдену даже начала приедаться такая овечья покорность, когда в одном из домов он наткнулся на нечто интересное.

Когда горбун высадил запертую изнутри дверь, ему в нос ударил аромат распаренных трав, и в следующий миг его с головы до ног окатили горячей водой. Олден крутнулся на месте, сталь его меча сверкающей молнией прорезала воздух. Раздался тихий зойк и кто-то отскочил в глубину комнаты, а горбун, увидев своего противника, усмехнулся. Столь любезный приём ему оказала молодая женщина - она замерла возле печи, прикрывая спиною колыбель и сжимая в руках нож. Когда "Карающие" ворвались в деревню, лаконка как раз купала своё дитя и потому не успела одеться, так что теперь она стояла перед отряхивающимся от воды Олденом в одной сорочке. Горбуну понадобилась всего пара мгновений, чтобы оценить и форму налившейся молоком груди, и стройность бёдер - молодая мать была весьма недурна собой!

-Послушай, красавица...- как можно более миролюбиво начал Олден и шагнул вперёд, но женщина изогнулась возле колыбели хищной кошкой.

-Не подходи!

-Ах, вот значит как! - горбун убрал меч в ножны, но исказившая его лицо усмешка стала злой и холодной. - Если хочешь меня убить, то так и быть - я дам тебе такую возможность. Я пропущу твой удар, но постарайся нанести его точно, потому что если ты меня только ранишь, я отдам тебя на потеху своим ратникам!

- Поклянись, что не причинишь зла ребёнку! -Продолжая крепко сжимать нож, женщина второй рукою коснулась защитного оберега на шее, и Олден, заметив вырезанные на дереве руны, недовольно фыркнул. Чующая! И как он сразу не сообразил!

- Клянусь честью и силой, что мне не нужны ни твои способности, ни жизнь твоего малыша, эмпатка! Я не причиню вам вреда!- твёрдо произнёс тысячник, а лаконка хоть и шепнула ему в ответ "Это девочка!", нож всё-таки опустила. Олден склонил голову к левому плечу и еще раз прошёлся взглядом по прелестям молодой женщины. Нежное лицо; пышные, тёмно-русые волосы, сильный и гибкий стан... Через несколько лет тяжёлая сельская жизнь и частое деторождение истощат эмпатку, оставив от отпущенной ей привлекательности лишь крохи, но сейчас она была хороша, точно умытое росою, румяное яблоко... И что мешает ему узнать, каковы на вкус губы Чующей?

- Я сейчас уйду, но вскоре вернусь, а ты пока прибери устроенный тобою потоп и одень что-нибудь нарядное. Если сюда сунет нос какой -нибудь ратник, скажи ему, что в этом доме будет ночевать тысячник Олден! Запомнила?

Губы эмпатки жалобно дрогнули:

- Но ты же поклялся!..

Уже стоящий на пороге Олден холодно усмехнулся:

- Я и не собираюсь нарушать клятву! Никто из "Карающих" не посмеет коснуться женщины, которую я выбрал для себя, или обидеть кого-нибудь из её близких... А что до всего остального, то, поверь, в темноте моё уродство не будет столь заметным, так что мы вполне можем поладить!