— Что ты…
Договорить она не смогла, рот плотно зажал ладонью Кристоф, не дав нарушить спокойствие ритуала. Он резко притянул охотницу к себе, обхватив плечи. Лина протестующе замычала, потянулась вперед — и остановилась, пораженная увиденным. Вместе с тем, как кинжал пронзил грудь Джоша, охотница ощутила, как холодная игла отчаяния пронзила ее собственное сердце, Лина обмякла и точно бы упала, если бы ее не подхватил Кристоф. Язык отнялся. Она отказывалась поверить, что это действительно произошло, все представлялось неправильным и нереальным. Охотница обвела смиренные и серьезные лица присутствующих ошалелым взглядом, вяло обернулась на Кристофа, тот ответил молчанием. Тогда Лина холодно оттолкнула его руку, на негнущихся ногах прошла вперед, коснулась руки Джоша, живота. Его тело еще было теплым, но по белой коже расползлись красные разводы, а рукоять кинжала многозначительно торчала из ребер. Лина охнула, вцепившись в нее, и изо всех сил потянула вверх, останавливать не стали. «Почему они стоят, как вкопанные, почему не пытаются его спасти?» Она знала, что пронзить сердце равно убить, но отказывалась в это поверить. Такого не могло произойти! Это же Джош Дагер, сын ночного короля, настоящий наследник престола тьмы! Разве он мог взять и так просто умереть, оставив этот мир? Оставив ее позади? «Нет, нет, бред, это не правда». Кинжал в ладони поддался, вынырнув из плоти будто нож из масла. В этот же момент сознание настигла вспышка — Лина так и осталась стоять, как вкопанная, с кровавым орудием в руке, но ее сознание переместилось в совсем другое место.
Она очутилась в диковинном саду, мягкие цветочные ароматы затопили благоуханием воздух. Лина медленно прошла вперед по мягкой траве, пальцы скользнули по веткам низкого дерева: у мостика, пересекавшего узкий канал, стояла беседка, украшенная розовыми побегами, внутри сидел человек. Это был Джош. Охотница медленно вошла внутрь, нерешительно переступив порог, вампир читал, умиротворенный и спокойный. Лина подошла ближе, но он не повернулся в ее сторону. Тогда она тихонько села рядом, неловко задев его плечом.
— Что ты читаешь? — спросила она.
Ответа не последовало. Джош медленно перевернул страницу, не обратив внимания на вопрос, мягкий неяркий свет изящно обогнул его профиль, вычертил светлые ресницы и высокие скулы. Лина посмотрела через плечо.
«Однажды жил на свете одинокий бог. Он был настолько одинок, что слышал пение ветра в ветвях деревьев, а лесные ручьи приносили ему память о щебетании птиц. Он бродил по свету, видя призраки людей вокруг себя, но не слышал их голосов и не мог понять, каковы они. Ему не было больно, он не страдал от печали. У него было лишь одно желание — он хотел чувствовать мир так, как ощущал бы его обычный человек. Раствориться, имея свободу мыслить и понимать. Он хотел узнать мир, но мир не хотел узнать его.
И тогда одинокий бог заключил сделку с высшими силами. Он пошел по свету, ища тех, кто невозможно страдал. Одинокий бог подходил к ним, невидимый для их глаз, и собирал их слезы в глиняный кувшин. Боль, отчаяние, ненависть, невыносимая грусть — целая вереница чувств свернулась тугим клубком на дне кувшина. С каждой новой слезой ноша одинокого бога становилась тяжелее. Когда кристально прозрачное соленое горе почти достигло краев, одинокий бог остановился не в силах передвинуть ноги. В воде он увидел отражение всех людских печалей, и по его щекам потекли слезы. Высшие силы прошептали ему на ухо: «Желаешь ли ты понять их, встать с ними в один ряд, одинокий бог, не знавший горести и мучений? Хочешь ли ты отбросить свою судьбу и положить конец своему отшельничеству? Попрощаться с беспамятным благом покоя?» Слезы одинокого бога упали в кувшин, наполнив его до самой кромки горлышка. «Да». — «Тогда выпей, одинокий бог. И прощай». Он поднес кувшин ко рту, но его рука дрогнула, и на землю выплеснулась небольшая часть. Почва впитала слезы одинокого бога, обратив их в драгоценные камни, а сам он поглотил горести и переживания живущих. Одинокий бог упал на колени, его сердце учащенно забилось. Мирская злоба и непреодолимая грусть завладели его разумом и душой, но его собственные чувства пропали, затерявшись в горных россыпях. Одинокий бог узнал и понял боль каждого живущего, но понять его не смог бы никто. Бог поднялся. Его окружали люди, безразлично шедшие по своим делам. Теперь он видел и слышал их, но они по-прежнему не могли принять его души. Они в страхе обходили его стороной, и бог познал новый вид одиночества. Он, понявший все оттенки людской печали, не мог быть понят ими. «Если я не могу быть с ними, то зачем они мне нужны?» — подумал одинокий бог.
Он пошел по свету, показывая людям их пороки, отражая их так, как отражает мутная вода лица: неясно, расплывчато, искривленно, но узнаваемо. И каждый, встреченный им, обращался в прах, увидев свою истинную сущность. Потому как нет на свете силы мощнее, чем саморазрушение».
На этой строчке Лина не выдержала, коснувшись пожелтевшей страницы. Пальцы оставили на ней алый развод, и тогда охотница вспомнила, что произошло. Она испуганно схватила Джоша за плечи, встряхнула, он не отреагировал.
— Проснись, пойдем, нам нужно уходить, — взмолилась она, в сердце поселилась тревога. — Ну же!
Вдалеке начал нарастать тяжелый свинцовый гул, он словно огибал невидные глазу горы и стелился по земле, приближаясь с каждым вздохом. Лина испуганно схватила мороя за руку, потянув вперед, заставив подняться, он все так же безразлично смотрел вниз. Лина спешно побежала вперед, почти таща Джоша за собой силком, шум приближался, будто топот копыт незримой армии мчался за ними. Сквозь цветы, по мягкой траве, рассекая вихри лепестков и пыльцы бежали они от неминуемой смерти — охотница была уверена: настигни их шум, они уже не спасутся. Лина почти чувствовала дыхание неживых всадников на коже, сбивчивые фразы на неясном языке слышались за спиной. Среди розовых кустов, гибких ив, жизнерадостных маков скромной клумбой расцвели ирисы, Лина, не думая, рванула к ней, обнаружив крохотную калитку, надежно спрятанную среди кустов розалий. Резко охотница сорвала крючок с петли и толкнула дверь вперед, ледяные пальцы скользнули по ее плечу в бессильной попытке удержать.
Она вдохнула полной грудью, сев на полу рядом с злополучным мраморным столом. Лина тяжело и глубоко дышала, пытаясь унять бешено бившееся сердце, у ног валялся окровавленный кинжал. На ее макушку нежно, слабым касанием легла ладонь. Повернув голову, охотница не смогла сдержать нервную улыбку, вспыхнувшую в углах губ. Это был Джош, и он смотрел на нее. «Живой».
— Благодарю, мисс Винтер, — просто сказал он. — А теперь отдохните, вы хорошо поработали.
========== 17. Его память ==========
Лина поднялась на ноги, тело налилось тяжестью. Она скорее ощутила, чем заметила чужие настороженные взгляды, но никто не решил препятствовать. Сухая ладонь коснулась взмокшей щеки мороя. «Теплый». Неужели все, что произошло с ними только что, реально? А он это видел?.. Взгляд скользнул по окровавленной груди, вновь вернулся к синим глазам.
— Какой же ты… — голос дрогнул, когда пальцы проехались вниз. — Скотина.
Она отчеканила мягко, но непреклонно, вместе с движением ногти впились в белую кожу, оставив на ней длинные царапины и вызвав непрошенный удивленный вздох у причины треволнений. Охотница резко оттянула руку назад, развернулась на пятках, не смотря по сторонам, пошла вперед, крепко сжав ладони в кулаки. Она не хотела знать, как отреагируют на ее поступок собравшиеся нелюди, но, проходя мимо Кристофа, вжала голову в плечи, услышав назойливое присвистывание. Лине стоило огромных трудов не разрыдаться. «Ну уж нет, я не доставлю вам такого удовольствия». Она старалась не сорваться на бег, шла вперед, гордо задрав подбородок. Ей не хотелось думать о том, что о ней могут вообразить, да она и не могла, в голове билась лишь одна настойчивая мысль: нужно сохранить лицо, а все остальное — потом.