И она его несколько раз повторила,
глядя в окно,
и снова: «Ириска».
Ладно, пусть называет как хочет,
не стану ее поправлять,
да и
мне понравилось – буду Ириска:
сладкая, твердая.
Забавное имя —
можно жевать,
а можно сломать зубы.
Бекон
В ванной разглядываю в зеркале
разбитую, обожженную щеку.
Я думала, краснота уже спала,
и стало не так заметно,
но нет, не лучше.
Болит.
Похоже не на ожог,
а скорей на клеймо,
по цвету и форме – будто к щеке
прилип ломтик бекона.
Сзади подходит Марла,
глядит на меня,
хмурит едва заметные брови.
– Ужасно. Давай помогу.
– Не надо. – Я отстраняюсь,
не знаю, что делать, ведь она проявляет
заботу.
Отворачиваюсь, чтобы не было видно в
зеркале,
как морщусь от боли.
Она мне чужая, с чего ей меня жалеть?
Да, очень болит, но это не главное.
Почему я была такой дурой.
На что-то надеялась.
Что-то пыталась исправить.
– Заживет.
Голос Марлы дрожит от возмущения.
– Это жестоко. Разве так можно?
На руке у нее кольцо с ярко-синим
сапфиром.
В ушах жемчужные серьги.
И то, и другое, наверное, недешево стоит.
Ну что ей ответить?
Закрываю глаза на секунду.
– Пожалуй, пойду.
Выхожу в коридор.
На стойке перил висит
расстегнутая
кожаная
сумочка.
Марла качает головой. Похоже, ей грустно.
– Останься… Одной мне будет ужасно скучно.
А мы с тобой в покер сыграем. Ах, Ирисочка, не уходи.
– Ладно. Пойду, когда прекратится дождь.
В пепельнице —
кучка мелочи.
Прогноз погоды
на несколько дней —
дожди.
Чай с печеньем
Смотрим ток-шоу, новости,
пьем чай с печеньем.
В десять часов у Марлы пищит телефон – сигналит будильник.
– Ах да!
Она выключает телевизор.
– Когда я сдавала экзамены,
тоже ставила себе будильник,
чтобы кто-то напомнил мне – пора спать! —
моя самая длинная фраза за весь вечер.
– О, мне напоминают обо всем,
я забываю то одно, то другое, – отвечает Марла
и указывает на телефон.
– Это Пегги установила.
Ну, спокойной ночи.
Ты ведь тоже пойдешь спать?
Я просто с ног валюсь.
– Да, уже поздно.
Она кивает, выходит из комнаты,
по пути выключает свет.
Почему-то на цыпочках
я поднимаюсь по лестнице
следом за Марлой,
прислушиваюсь – что она делает там,
в своей комнате.
Толкаю соседнюю дверь,
там еще одна спальня —
пустая кровать,
зеленые стены.
Здесь явно больше
никто не живет.
Так что можно поспать эту ночь.
Никому же вреда не будет?
Бегу по лестнице вниз.
Может быть, все же вернуться в сарай?
Но вместо того, чтоб уйти,
запираю двери
и возвращаюсь
в эту
зеленую спальню.
Победа
Каждый час, что я не звоню отцу, —
это победа.
Как если бы я сказала:
«Ты мне не нужен.
Не хочу быть с тобой».
Хотя
чем больше проходит времени,
тем мне интересней:
то, что он мне не пишет —
означает ли
то же самое?
Сигнализация
Просыпаюсь от рева сигнализации,
бегу сломя голову вниз,
в одной футболке и трусиках.
Ээ-уууууу,
ээ-уууууу.
На кухне дымище – похоже, сгорели тосты.
Марла в ночной рубашке, забравшись на табурет,
что есть силы машет кухонным полотенцем
возле пожарного датчика на потолке.
Хватаю газету
и тоже разгоняю дым.
Вой наконец прекратился.
Я протягиваю Марле руку, помогаю ей
сойти с табурета.
– Кто ты, черт подери? – вопрошает она.
– Почему ты без юбки?
Нужно что-то придумать.
– Я пришла вчера вечером.
Уже ухожу, не волнуйтесь.
Извините.
Она смотрит мне на ноги:
фиолетовый лак
на кончиках ногтей уже стерся.
Наверное, от тесной обуви.
– Это ты спалила тосты? Уж точно не я.
Марла глядит на меня с подозрением.
– Я тосты вообще не люблю. Мне нравятся роллы с маслом.
Дверца холодильника открыта.
На одной из полок
несколько книг
в мягкой обложке:
Джейн Остин,
Эмили Бронте,