Ощущение нереальности, появившееся еще во время первых объявлений об отмене всех рейсов и закрытии магазинов, о мировой пандемии, о ежедневных сотнях смертей, заставляло кружиться голову. Вокруг происходило то, чего не было никогда. Все казалось нереальным, словно во сне. И по логике снов дальше произойти могло все, что угодно.
Но и я не была больше связана условностями обычного мира.
Я согласилась.
Холодные каналы Марса и Венеции
Дима выпустил меня из плюшевых объятий и встал:
– Ладно, если тут мы все решили, давай тогда я схожу за едой. Шоколадками питаться три недели мы не сможем. Где тут что?
– На самом деле даже не знаю толком… – растерялась я. – Тут есть несколько туристических мини-маркетов, где «Кока-кола», шоколадки и сувениры.
– Там ты и закупалась?
– Ну да. Нормальная еда в большом супермаркете в порту, там даже есть русский отдел. И вообще все говорят по-русски. Но я там еще не была с начала карантина, может быть, его уже закрыли.
– Ладно, понял. В крайнем случае пройдусь подальше.
Он вернулся в комнату, натянул кроссовки, попрыгал.
Марк складывал посуду в раковину, протирал кухонный стол и вообще хозяйничал, будто это я у него в гостях, а не он у меня.
– Вы на машине?
– Да, но я лучше пробегусь по берегу, сто лет у моря не был. Марк может пока помыть посуду.
– Это лучше, чем бегать по карантинному городу, – меланхолично прокомментировал тот. – Не целуйся там со всеми подряд дамами только, бога ради, у некоторых может быть скрытое течение.
– Вообще ни с кем не буду целоваться! – клятвенно пообещал Дима, прижав руку к груди. – Даже с Иришкой, ей, кажется, не понравилось.
– Да я сама могу помыть… – я смутилась от этих разговоров.
Понятно было, что Дима так вел себя ночью, чтобы побыстрее сломить мое сопротивление и пойти спать. Это оказалось эффективной стратегией. Но вспоминать было неловко.
– Я уже вроде бы сказал, что помою? – ядовито поинтересовался Марк.
– Это я сказал, – уточнил Дима. – Иришка могла решить, что ее долг хозяйки – отговорить нас.
Усердствовать в отговаривании я не собиралась. Ненавижу мыть посуду. Больше, пожалуй, только мыть полы. Но сейчас включились какие-то чертовы гены или чебурашки, которые заставляют меня из кожи вон лезть, чтобы показать себя хорошей хозяюшкой перед двумя такими годными самцами. И все равно, что эти самцы вломились ко мне с угрозами изнасилования. Наоборот! Задвинутый на задний план в обычное время ген выживания крайне радуется, что доставшиеся нам с ним мужчины такие агрессивные. Выживать будет проще.
Хотя пока ни о каком выживании речь не идет – никто не бегает по Пафосу с двустволкой и в противогазе.
– Нет, ну мы ворвались в чужой дом, надо как-то отработать, – хмыкнул Марк.
– То есть, вламываться в чужой дом вам совестно, а задвигать мои интересы – ок-норм? – уточнила я. – Я рассчитывала жить тут одна. И спать одна, а не тесниться с двумя огромными мужиками.
– Ир, у нас правда нет других вариантов.
Вот это мягкое «Ир», этот жест, его теплые пальцы вдруг накрывшие мою руку, которой я опиралась о кухонную стойку, неожиданная близость, хотя он с утра сторонился меня – все это от немного высокомерного и холодного Марка меня и сломало.
Где-то на заднем плане хлопнула дверь – ушел Дима. И тут же Марк сделал шаг назад и вернулся к уборке. Не оборачиваясь, он сказал:
– Давай, Димка вернется, и мы обсудим все еще раз. Занимайся пока своими делами, как если бы нас не было.
Легко сказать.
Мои дела в эти непростые дни по утрам заключались обычно в паническом чтении ленты новостей. Сначала российских, потом кипрских. В российских все было хорошо – аналитики прогнозировали, что эпидемия родины не коснется, а если коснется, то завизжит и убежит, организаторы концертов свято верили, что если в помещении меньше пятидесяти человек, пусть даже сорок девять, то коронавирусу туда ходу нет, турагентства продолжали продавать горящие путевки в еще не закрытые страны.
После рассказа Димы и Марка о том, что авиасообщение успевало прекратиться, пока они шли по трансферному коридору из одного самолета в другой, я бы не стала рисковать застрять в каком-нибудь Дубае. Это на Кипре прилетевших селили на карантин в опустевшие отели и кормили, вне Европы с гуманизмом было похуже.
Зато на Кипре царила паника. Где-то скупали туалетную бумагу и макароны, где-то устраивали распродажи, чтобы заработать хоть что-то перед тем, как все магазины закроются, люди собирались толпами, чтобы обсудить как жить дальше – и это особенно раздражало правительство, которое пыталось вырулить, не закрывая на задвижку вообще все, что шевелится.