– Ну и нечего поминать, тут я не ворую. – недовольно буркнул энатокет.
– Да и ты… – старая никса внимательно поглядела на человеко-тура. – Сюда ползком приполз: и лечить пришлось, и откармливать.
Тур заревел – громко, надсадно, яростно. С размаху бухнул себя кулачищем в грудь и в один шаг преодолел расстояние до плетеного «пенала». На миг его налитые кровью глазки оказались на одном уровне с сидящей на крыше никсой… а потом его громадная ручища ухватила старуху за горло, приподняла… и затрясла так, что змеиный хвост никсы закачался в воздухе.
– Никогда! Чуешь, никогда! – он снова встряхнул старуху. – Не смей со мной спорить!
– Хррр! – никса захрипела, царапая слабыми пальцами руку человека-тура.
– Пусти! Пусти Ашшу! – завизжал Митроха, бросаясь к туру.
Тот рявкнул – и другой рукой отшвырнул мальца, так что тот приложился спиной об бортик. Ставшие вдруг багрово-алыми глаза тура жутко выкатились из глазниц, язык свесился меж клыков, он с упоением глядел как лицо Ашши синеет, и как она все слабее пытается разжать его пальцы на своем горле.
«А ведь он ее сейчас убьет. – понял Татльзвум. – Я останусь без лекаря, без еды, без драконьего облика, не зная дороги с болота, в этом сборище тварей, которым на меня хвостом махать. Даже тем, у кого хвостов нет.»
Резкий толчок с места – он взвился в воздух и обрушился на тура всем телом. И сам рухнул к его растоптанным сапогам, задыхаясь от мгновенно накатившей слабости. Бугай пошатнулся не столько от удара, сколько от удивления, и разжав пальцы. Ашша с шумом шлепнулась на плетеный настил, хрипло, со стоном задышала. Тур изумленно поглядел на успевшего подняться на четвереньки Татльзвума, и толстые бычьи губы растянулись в зловещей усмешке, открывая волчьи зубищи.
– Ну да, пришлый… – ухмыльнулся тур… и замахнулся, пнуть Татльзвума ногой в живот.
Тот перекатился по палубе, уворачиваясь от удара. Не встретив сопротивления, тур провалился в собственный удар. Кто-то пнул Тата под зад, снова выталкивая на середину, но он стремительно изогнулся и вскочил. Стиснул кулаки. Что может этот тупой бык противопоставить настоящему воину-дракону? Превратиться бы… он даже замешкался на мгновение, представляя как вспыхивают под его огнем жалкие лодчонки и мечутся, вопя, здешние твари…
Летящий ему в голову кулак быкоголового он заметил в последний момент. Увернуться уже не успевал, лишь отдернул голову. Удар прошелся вскользь, но даже от него повело в сторону и зазвенело в ушах.
– Бей его, тур! – заорали из толпы. – Бей! Бей! Бей!
«Ах вы ж… человечки! И прочие!» – захлебываясь яростью, Тат кинулся на тура.
Тур раскрыл лапищи – каждая как бычий окорок – и принял противника в объятья.
Татльзвум почувствовал как плечи его точно в тисках зажали. Захрустели ребра. Под напором бычьих лап плечи сдвигались все ближе и ближе…
– Ах ты ж… – только и смог прохрипеть Тат и… резко развел руки.
И чуть не заорал от восторга: драконий облик он, может, и утратил, но крылатые змеи всегда были сильнее людей… и сильнее тварей Прикованного… и сильнее всех… Под напором Тата турова хватка разомкнулась. Тат ударил коленом. Попал куда-то в живот, тур захрипел и даже пошатнулся…
– Нечестно! Не по правилам! – заулюлюкала толпа.
«Тут мои правила!» – выдохнул Тат, глуша поганого быка кулаком по затылку…
Тур резко вскинул башку. Острый рог пропорол Тату руку. Брызнула кровь, он заорал, отшатываясь. Выставив рога, тур ринулся на него. Тат метнулся в сторону, спасая живот от нацеленных рогов. Вопящая толпа метнулась в сторону – лодка резко качнулась. Подскочивший Тат попытался отвесить туру пинка – перелетит через борт и все будет кончено…
С неожиданной для такой туши скоростью тур повернулся. Нога Тата врезалась в подставленную ручищу, тур ухватил его за ступню… рванул. Змей хрипло завопил, не пойми каким чудом сумел кувыркнуться… чтобы следующий удар нагнал его в кувырке. Громадный кулак возник откуда-то сбоку, медленно, словно пробиваясь сквозь вязкий кисель, пошел навстречу… врезался в живот, заставляя сложиться пополам. С хрустом Тат рухнул на плетеный настил… попытался вскочить…
Громадная ножища поднялась над ним и… с размаху опустилась на спину. Точно на незаживающую рану в позвоночнике. Тат закричал – страшно, пронзительно. Острая, кинжальная боль раскатилась по позвоночнику, отдалась в пятки и выстрелила в голову. Под черепом точно колокола зазвенели и жуткая, оглушительная слабость накрыла его, позволяя только слабо подергивать руками и ногами.