Бомжатник, по-другому это место не назовешь. Из угла в дальнем конце избы к нам вылезло нечто. Женщиной назвать это язык не поворачивался. Я не понимал мужиков, которые пользовались ее услугами.
- Чего ты их привел, я сегодня не работаю, - заплетающимся языком выдала женщина. Ее грязные ноги заплетались на земляном полу. Из угла на нас смотрели глаза детей.
На вид ей было лет сорок, хотя рожают здесь постоянно. Раз у нее всего четверо детей, значит, еще нет тридцати.
- Да я вот попросил святых отцов с тобой поговорить. Вы уж вразумите ее. Оставлю я вас, - староста быстро шмыгнул на улицу, оставив священников разбираться с проблемой.
Я точно знал, что здесь уже ничем не помочь. Мне даже смешно стало. Хочу посмотреть, как святоши облажаются. Притащили меня на показательное вразумление грешников, а зря. Нужно было сначала самим на подопечную взглянуть.
- Вразумите. Жук хитрый, сам мужиков ко мне водит, а теперь вразумите. Выпить есть? - спросила бомжиха у священников.
- Дочь моя, у тебя ведь маленькие дети. Подумай о них. Обратись к господу, прими веру, стань на путь исправления и тебе воздастся.
- Зачем?
- Чтобы жить нормально, детей растить.
- У нас и так нормально. Че принесли то?
- Та не понимаешь....
Я не стал слушать бестолковый диалог слепого с глухим. Выйдя на улицу, я прислонился к стене избы. Святые отцы не пытались меня остановить. Исход мне был известен заранее. Я только зря сюда тащился. Чтобы извлечь хоть какую-то пользу от прогулки я вдыхал чистый, ночной воздух и любовался небом. Звездное небо здесь все же красивое. Чего собственно ждать, может пойти на постоялый двор отсыпаться? Нет нельзя, еще обидятся святоши, доставать начнут. Прошло уже минут двадцать, святоши все еще пытались сделать доброе дело. От размышлений и созерцания неба меня отвлекли.
- Дядь, хлеба дай?
Меня дергал за штанину мальчишка лет пяти. Даже в свете звезд было видно, что его лицо давно не мыто.
- Нет у меня хлеба.
- Все кто приходят хлеба приносят, дай? - детская ручка требовательно дергает штанину.
Мне вдруг стало так жалко этого пацана, а ведь там его братья и сестры сидят голодные. Только, что я могу сделать? Вон святоши наставляют, это их поле. Этой твари все по барабану. Не боится она гнева господнего, ничем ее не пронять. Я смотрел на шмыгающего носом пацана и понимал, что только что круто изменил всю его жизнь. Я могу наставить женщину на путь истинный. Мне по плечу то, с чем не смогут справиться священники. Не торопясь захожу в комнату. Отец Халвор пытается, что-то рассказать женщине. Я даже не вслушиваюсь. Мне нужно, чтобы они ушли.
- Святые отцы, ваши речи бьются о каменную стену. Разрешите, я попробую?
- Молодец, принес? А то эти вообще какие-то странные, - оживилась бомжиха.
- Оставьте меня наедине с заблудшей душой.
- Мы можем помочь, - начал отец Парнан.
- Не можете. Я устал ждать. Подождите за дверью.
Святые отцы, чувствуя, что я прав - вышли. Я уверен, что они слушают у двери, но это не страшно. Я не хотел, чтобы они видели ее лицо.
- Знаешь, - обращаюсь к бомжихе, - есть такой святой, его имя Иркат. Пока я стоял на улице, он передал мне для тебя слово.
Бред собачий несу только для того, чтобы скрыть реальные действия. Я попросту проверенным способом раскачиваю страх. Посылаю небольшую порцию и тяну обратно больше. В данном случае есть одна проблема. Мозг женщины под воздействием алкоголя. Она ничего не хочет воспринимать. Мне приходится прилично поднапрячься, чтобы раскачать в ней страх. Не сразу, но мне это удается. Я вижу дымку вокруг нее, которая постепенно увеличивается. Процесс пошел.
- Ты прекратишь пить. Станешь заботиться о детях. Будешь молиться святому Иркату. Если хоть что-то из этого не будет выполнено, святой Иркат покарает тебя.
Женщину просто колотит от страха. У нее дрожат руки и ноги, она готова упасть на земляной пол, но мой взгляд держит ее. Адреналин выгоняет остатки опьянения.
- Ты поняла, что я тебе передал?
- Да, - голос дрожит.
- Повтори.
- Не пить, дети, молиться Иркату, - она не может говорить связанно. Ослабляю давление, чтобы не переборщить. Впитав ее страх мое самочувствие, резко улучшилось. Я рад, что ее дети не будут выпрашивать у разных мужиков еду. Я верю, что все здесь будет хорошо. Выхожу на улицу к святошам. Прошло всего минуты три, пока я обрабатывал женщину.