— И что?
— Николай согласился, что это очень здравая идея. И в ближайшее время ее надо будет непременно претворить в жизнь.
— Сама-то по себе мысль здравая. Пожалуй… Я тоже на сей счет думал. Но тут ты меня опередил.
— И, значит?..
— Ты опять про меня конкретно? Не беси, пожалуйста! Очень прошу.
— Добро. На том и закончим с этим… Пока. Но я полагаю, ты хорошо запомнил все, что я сейчас тебе сказал?
— Угу… Кстати, посмеяться хочешь?
— Новый анекдотец?
— Наиновейший. Знаешь, почему я вчера к поезду опоздал?
— По слухам, достойным доверия, ты запутался палашом за полог алькова одной прекрасной Сирены.
— Не угадал. Ситуация вышла из-под контроля несколько позже. Когда мне пришлось задержаться во дворце Кутайсова для получения некоего конфиденциального письмеца. С которым в Иркутск на поиски моей персоны был инкогнито отряжен второй секретарь британского посольства. Сей пронырливый джентльмен прибыл накануне поздно вечером и с утра караулил меня у ворот. С корреспонденцией и верительными грамотами, — с этими словами Петрович вытащил из ящика стола аккуратный конверт светло-зеленого цвета, — Вот, полюбопытствуй. Таить такую прелесть от тебя смысла не вижу.
— Вообще-то, у меня нет привычки подглядывать в чужие письма.
— Думаю, что в данном случае, это будет полезно для нас обоих.
— Ну, если ты мне настолько доверяешь. И настаиваешь…
— Доверяю. И настаиваю. Читай.
— Хм… действительно прелестно, — Тирпиц, пробежав глазами письмо, с легким полупоклоном возвратил бумагу Рудневу, — Ну-с… теперь-то, надеюсь, ты согласен, Всеволод, что моя скромная оценка твоих достоинств нисколько не занижена? И заметь, как все изыскано подано: по-британски тактично-коварно, и по-Фишеровски, беспардонно…
— Беспардонность-то и коварство в чем?
— Коварство? Сам разве не понял? Джек одним этим письмецом уже разбередил Макарову душевную рану, полив рассаду ревности к тебе теплой, дождевой водичкой. Ишь, как вывернул, хитрый лис: «Попросил разрешения у моего дорогого друга лично засвидетельствовать Вам свое почтение и искреннее восхищение…» Кстати, не напомнишь, когда они успели познакомиться?
— Во время постройки «Ермака», скорее всего. А еще что-то было с англичанами по поводу ледоколов для Байкала.
— Ах, ну да! Как я мог упустить этот момент, ведь Степан Осипович тогда не только дневал и ночевал у Армстронга, но и успел в Лондоне доклад сделать на тему непотопляемости и методики испытаний водонепроницаемости отсеков. И с оглушительным успехом, причем… Да, кстати, все собирался у тебя спросить, а почему он не пожелал нас дождаться? Всего-то несколько часов…
— Думаю, минут десять назад ты все верно разложил по полочкам, Альфред. Слишком верно.
— Что⁉ Хочешь сказать, что вы уже повздорили?
— Если не хуже того.
— Замечательно… Так вот почему ты заявился сопровождать нас лишь с одним ординарцем! А еще говорят, что русские долго запрягают, — Тирпиц с коротким смешком откинулся на спинку кресла, — Ну, так что же ты теперь намерен делать? Если и государев дядя Алексей, и Шпиц, и САМ Комфлот будут на тебя зубы точить?
— Спроси чего попроще, ладно? — Петрович тяжко вздохнул, изучая опустевшую чашку, — Хоть гадай на кофейной гуще, хоть не гадай, но, похоже, Первый морской Лорд одной этой телеграммкой Макарову наворотил мне дерьмеца больше, чем вся его контора за год войны. Правда, когда я узнал про «Ваканду» с «Оккупадой», выбесило это меня сильнее. Но столь виртуозной пакости, да еще так скоро, не ожидал.
— Ну, сам же говорил: все, что произошло, это лишь цветочки, а ягодки будут впереди.
— Только как-то слишком быстро все происходит, не?
— Нет. Нормально. Это для японцев война закончена. Пока… А для британцев и нас, не только русских, но и немцев, все только закручивается. Этот «твой до замерзания ада», в первом же письме позволивший себе перейти с тобою на «ты», все верно понимает. И все ходы свои наперед просчитывает.
— Да, и пес с ним… Что я теперь намерен делать, спрашиваешь? Как всегда в последние полтора года, рассчитывать на лучшее, а готовиться к худшему. Надежды на лучшее связывая с тем, что Государь, как мне представляется, принял мою логику развития флотского строительства. С чем связано мое назначение на хозяйство в МТК. А еще с тем, что Дубасова, как мне представляется, убедить в ее безальтернативности удалось. А он мой непосредственный начальник. Худшее же…
— Всеволод. Стоп! Спустись на грешную землю. Ваш царь — флюгер! Сегодня он соглашается с одним, а завтра с другим. Тому примеров — тьма-тьмущая. Или сам не знаешь? А Дубасов… Дубасов служака до мозга костей. И будет делать ровно то, чего пожелает самодержец. Это ты понимаешь прекрасно. Если же еще и сам Макаров сделает твоей персоне афронт, никто в Петербурге на тебя не поставит, как на охромевшую лошадь…