Все мое тело живое, пульсирующее, сотрясаемое жаром, который, кажется, может поглотить меня. Я так сильно хочу узнать, какова кульминация всей этой потребности, наконец-то узнать, каково это, лежать на спине в мягкой постели и чувствовать, как толстый член входит в меня, удовлетворяя пустую боль, потребность, которая, кажется, теперь всегда будет рядом.
Прислонившись спиной к двери, я задираю шелковую юбку своего платья, прежде чем осознаю, что делаю, другая моя рука лихорадочно шарит в кружевных трусиках под ними, пальцы ищут мой клитор. Здесь нет поддразнивания, нет растягивания, только жестокая горячая потребность, когда мои пальцы скользят по гладкому возбуждению, которое Найл пробудил во мне, скользя по моему клитору, потирая, потирая, потирая…
Я откидываю голову назад, задыхаясь, мои пальцы ног упираются в пол, когда поток образов проносится в моей голове… Коннор делает именно это в лифте, его руки на мне, когда он приковывает меня наручниками к скамейке, его пальцы снова на моем клиторе, в моей заднице, шлепает меня, ласкает меня, доставляя мне удовольствие, которое я никогда не представляла. Найл тоже здесь, его рот, руки и все то, что я могу представить, что он делает со мной, и эти мысли мелькают перед моим мысленным взором снова и снова, и в считанные секунды я чувствую, как все мое тело сжимается, когда мощный оргазм пронизывает меня. Мой клитор пульсирует под моими пальцами, бедра дрожат, и я раскачиваюсь в ответ на руку, зажатую у меня между ног, мои ногти цепляются за юбку моего испорченного платья, когда я сжимаю его в кулаке, мои зубы стиснуты от моих стонов, чтобы никто не услышал.
Коннор, Найл, боже, я просто хочу, чтобы кто-нибудь трахнул меня! Я упираюсь в свою руку, когда последние волны удовольствия ослабляют мои колени, заставляя меня опуститься на пол и прислониться головой к двери. Моя одежда в беспорядке. Я запуталась, и все, на что я могу надеяться, это на то, что Коннор был прав. Как только мы поженимся, как только он лишит меня девственности и трахнет несколько раз, необходимых для того, чтобы я забеременела, мы оба будем удовлетворены. Похоть пройдет, и я снова смогу ясно мыслить. Я подарю ему наследника, а потом смогу выбрать, куда направить свое желание. Может быть, Найл, может быть, нет, но я смогу думать, черт возьми вместо того, чтобы чувствовать себя бомбой замедленного действия похоти, готовой взорваться, напрягающейся от потребности каждый раз, когда один из двух мужчин, которые знают, как играть на мне, как на скрипке, прикасается ко мне.
Я опускаю взгляд на свою левую руку, когда отпускаю юбку, на сверкающий бриллиант и печально вздыхаю.
Я могу только надеяться.
5
КОННОР
Сначала я не знал, когда мне захочется посетить могилу моего отца. Мои чувства по этому поводу в лучшем случае сложные, но через несколько дней после приезда в Бостон я чувствую непреодолимое желание поехать. Посмотреть на место последнего упокоения человека, который предал все, за что, как я думал, мы боролись, и решить, что делать дальше. Часть меня задается вопросом, не встречу ли я там Лиама. Я не знаю, посещает ли он могилу, волнует ли его это, что он чувствует по этому поводу. На самом деле, в последнее время я очень мало знаю о своем брате, и я знаю, что это моя вина.
Мне кажется, что во многом виноват я.
Он похоронен на кладбище при соборе Святого Креста, где мы с Сиршей поженимся всего через несколько недель. Из того, что я слышал, сначала его похоронили в соборе Святого Патрика на Манхэттене, сразу после казни. Лиам перезахоронил его здесь, в Бостоне, где ему самое место, и я благодарен за это, даже если я чувствую, что Лиаму следовало сделать больше, чтобы его вообще не убили. Некоторые способы правления королей архаичны, и я намерен это изменить. Я не уклоняюсь от насилия, но некоторые наказания королей прямо-таки средневековые, а смерть, это самое последнее дело. Я не решаюсь использовать это, когда есть другие варианты.
Когда я прихожу на кладбище, оно тихое, земля мягкая после недавнего дождя, трава между могилами цветет в начале лета. Довольно скоро она станет коричневой от жары, но пока здесь все еще есть красота поздней весны, и довольно скоро я нахожу могилу Конора Макгрегора-старшего возле церковной стены.
Сейчас мне трудно вспомнить то время, когда у нас с отцом еще не было разногласий. Я вообще не могу вспомнить времени, когда он был кем угодно, только не надсмотрщиком, подталкивающим меня к тому, чтобы преуспеть, стать лучшим, умнейшим, амбициозным и целеустремленным. С Лиамом он был жесток, но со мной он был требователен. Я проводил лето, общаясь с семьями, которые однажды могли бы стать союзниками, а не играя в мяч или бродя по Бостону с моими друзьями. У меня не было друзей, во всяком случае, не в том смысле, в каком они должны быть у мальчика. У меня были будущие союзники, будущие партнерства, колесики властолюбивого мозга моего отца постоянно вращались, всегда желая большего. И когда я не захотел делать все, что, по его мнению, он мог сделать, он нашел того, кто это сделает. Тот, чья ублюдочная кровь означала, что он жаждал всего, в чем ему было отказано, ненавидел всех, у кого было больше, чем у него, того, что, по его мнению, он заслуживал. Власть, которая была бы у него, если бы его мать была замужем за моим отцом, а не просто трахалась, пока он был проездом по Манхэттену.