Франко Бьянки. Это могила, которую я никогда не посещу. С тех пор как я дома и узнал о событиях, произошедших за время моего отсутствия, и больше о моем покойном сводном брате… о том, что его дружба с Лукой почти принесла ему власть, которой он так жаждал, благодаря женитьбе на Катерине Росси, что если бы мой отец не знал, как разжечь его жадность и жажду большего, он, возможно, никогда бы не погиб от руки Софии Романо.
Я также знаю, что он сделал с Анастасией. И мне жаль ее. Я даже могу понять, какую часть сердца моего брата это могло затронуть, у него всегда была слабость ко всем, кого обижали, оскорбляли или игнорировали. Но это не меняет того факта, что его долг лежал в другом месте. Точно так же, как тот факт, что я не мог смириться с планами моего отца, не меняет того факта, что, если бы я не уехал, многого из этого никогда бы не произошло.
Я задумчиво смотрю на могилу, на выросшую над ней траву, на несколько сорняков, проросших возле надгробия, на котором вырезаны только имя и дата. Ни Благородный муж, или Любимый отец, ни одного доброго слова о покойном. Здесь не оставлено цветов, за могилой не ухаживают.
Мой отец оттолкнул всех, кто мог бы сделать это для него, прежде чем умереть самым позорным из возможных способов — русской пулей в затылок.
Я наклоняюсь вперед, срываю несколько сорняков с надгробия и отбрасываю их в сторону, прежде чем отступить, засунув руки в карманы.
— Я не знаю, что я чувствую, — тихо говорю я в пустоту. — Я не могу сказать, что скучаю по тебе. Но я также не могу сказать, что мне не интересно, как все могло бы быть по-другому, если бы я не ушел. Я не жалею об этом… не совсем. Я взял за правило не оглядываться назад. Но теперь, когда я здесь, это легче сказать, чем сделать.
Позади меня кто-то откашливается, и я резко оборачиваюсь. В нескольких ярдах от меня стоят трое мужчин: Лиам, Найл и высокий темноволосый мужчина в джинсах узкого покроя и льняной рубашке на пуговицах с закатанными рукавами, которого я не узнаю.
— Я задавался вопросом, появишься ли ты здесь когда-нибудь, — тихо говорит Лиам, его зеленые глаза встречаются с моими.
Он не двигается, чтобы подойти ко мне, вообще не двигается или выглядит враждебно. Найл выглядит сердитым, третий мужчина выглядит настороженным, но Лиам просто выглядит грустным. На его лице написана тяжесть, которой не было, когда я видел его в последний раз, перед моим отъездом, и у меня сжимается сердце, когда я вижу это выражение на его лице, выражение человека, который слишком много повидал. Больше, чем он должен был видеть.
Это заставляет меня задуматься, всего на мгновение, какой женщиной могла быть Анастасия Иванова, ныне Макгрегор, если заставила моего брата так рисковать. Заставила его вынести так много, только чтобы обладать ею. Каково это, быть готовым вынести все ради любви к кому-то? Я не остался, даже когда мой отец подверг риску себя и моего брата. Я не могу представить, что так много ставлю на карту ради женщины. И все же…
Лиам готов рискнуть даже своей жизнью, чтобы сохранить Анастасию и их ребенка.
— Я подумал, что должен засвидетельствовать свое почтение, — натянуто говорю я, крепко засунув руки в карманы. Я пришел сюда один, без Джейкоба или какой-либо другой поддержки, несмотря на их советы, желая побыть один здесь, на кладбище. Теперь, однако, я задаюсь вопросом, был ли это правильный выбор. Найл выглядит так, словно готов пристрелить меня на месте, и на мгновение я задаюсь вопросом, не заставил ли Лиам его наблюдать за мной, ожидая застать меня одного, чтобы он мог положить конец мне и всему этому безумию. Он мог бы согласиться на сделку, которую тогда предложили ему Короли, согласиться лишить наследства своего ребенка и двигаться дальше. Я все время задавался вопросом, смог бы я похоронить собственного брата, если бы до этого дошло. Смог бы Лиам? Я не знаю ответа на этот вопрос, потому что я его больше не знаю.