— Жизни и здоровья Фюну, — ответил он. — Зайди в дом и доложи свое сообщение, но собаку оставь снаружи, ибо не выношу я собак.
— Собака пойдет со мной, — сказала посланница.
— Как так? — сердито воскликнул Фергус.
— Фюн посылает тебе эту гончую, чтоб ты о ней пекся, пока он за ней не явится, — сообщила посланница.
— Удивительно это, — пробурчал Фергус, — ибо Фюн осведомлен, что нет на свете того, кто не любит собак сильнее, чем я.
— Как бы то ни было, владыка, я передала послание Фюна, и у ног моих пес. Примешь или откажешь?
— В этом одном я и мог бы отказать Фюну, — молвил Фергус, — но ни в чем не могу отказать я ему, давай сюда пса.
Охт Дялв вручила Фергусу цепь.
— Ах ты дрянная собака! — сказала она.
И с тем удалилась, довольная местью, и возвратилась в родной сид.
Глава четвертая
Назавтра Фергус призвал слугу.
— Перестала ль собака дрожать? — спросил он.
— Нет, повелитель, — отозвался слуга.
— Приведи сюда тварь, — сказал хозяин, — ибо пусть кто угодно сидит недовольный, но Фюн должен быть доволен.
Привели собаку, и он осмотрел ее желчными, злыми глазами.
— Дрожит и впрямь, — сказал он.
— И впрямь дрожит, — подтвердил слуга.
— Как лечат от дрожи? — спросил хозяин, ибо считал, что, если у зверя отнимутся ноги, Фюн доволен не будет.
— Есть один способ, — с сомнением произнес слуга.
— Если есть — излагай! — сердито вскричал хозяин.
— Возьмите тварь на руки, обнимите да поцелуйте, и перестанет дрожать. — Такой был ответ.
— В смысле?.. — загрохотал хозяин и потянулся к дубинке.
— Так я слышал, — смиренно молвил слуга.
— Возьми ее на руки, — велел Фергус, — обнимай и целуй ее, и коли замечу я хоть малую дрожь у собаки, прошибу тебе голову.
Слуга склонился к гончей, но та цапнула его за руку, а заодно чуть не откусила нос.
— Я этой собаке не нравлюсь, — сказал слуга.
— Мне тоже, — взревел Фергус, — убирайся с глаз моих.
Слуга ушел, и Фергус остался один на один с гончей, но несчастный зверь так напугался, что принялся трепетать в десять раз пуще прежнего.
— У нее ноги отнимутся, — сказал Фергус. — Фюн обвинит меня, — воскликнул он в отчаянии.
Направился к псине.
— Если откусишь мне нос или хоть кончиком зуба притронешься к моему пальцу!.. — пригрозил он.
Подобрал собаку, но та не кусалась — только дрожала. Фергус осторожно подержал ее на руках, миг-другой.
— Уж коли надо ее обнимать, — сказал он, — буду ее обнимать. Ради Фюна я б сделал и больше.
Прижал, приголубил зверя на груди, принялся расхаживать туда и сюда по залу. Собачий нос устроился у него под подбородком, Фергус прилежно пса обнимал — одно объятие на пять шагов, и собака высунула язык и робко лизнула его в подбородок.
— Перестань, — возопил Фергус, — брось навсегда. — Весь покраснел и злобно зыркнул себе под нос. Нежный карий глаз глянул снизу, робкий язык еще раз коснулся его подбородка.
— Если надо ее целовать, — сумрачно проговорил Фергус, — поцелую: ради Фюна я б сделал и больше, — простонал он.
Склонил голову, зажмурился и подтянул песью пасть к губам. И тут собака завозилась у него на руках, тихонько затявкала, лизнула там-сям, и Фергус едва сумел ее удержать. Поставил собаку на пол.
— Нисколько теперь не дрожит, — сказал он.
Что правда, то правда.
Куда б ни шел он, собака бежала за ним, слегка наскакивала на него, чуть-чуть трогала лапой и глаз не сводила с него, смотрела так пылко и умно, что Фергус поражался.
— Я этой собаке нравлюсь, — удивленно бормотал он.
— Руку свою даю, — воскликнул он назавтра, — мне нравится эта собака.
А на следующий день он уж звал ее «мое сокровище, моя веточка». Неделя прошла — и он уж не мог ни на миг без нее оставаться.
Его мучила мысль, что какой-нибудь злой человек может швырнуть камень в эту собаку, и потому собрал слуг и стражников и воззвал к ним.
Сказал им, что эта собака — Королева Живого, Трепет Сердца, Зеница Ока, и предупредил, что любой, кто хоть глянет на нее косо или вызовет дрожь в ней малейшую, ответит за этот проступок мученьями и бесправием. Перечислил беды, какие обрушатся на негодяя, — и начинался список с порки и завершался лишением членов, а посередине были такие затейливые и изобретательные издевательства, что кровь у людей, слышавших это, стыла в венах, а женщины из домочадцев лишились чувств, не сходя с места.