— Чтоб мне без руки остаться, — воскликнул Фюн в смертельной тоске. — Кто же тот муж?
— Тебе он известен, — промолвила она. — Вот так жила я в покое средь Дивных и часто слыхала о своем смертном воителе, ибо слухи о его славных подвигах доносились до сидов, но пришел день, когда Черный Ведун народа богов43 положил на меня глаз, и с тех пор, куда б я ни глянула, всюду вижу око его.
Умолкла она, и ужас, что был в ее сердце, возник у нее на лице.
— Он всюду, — прошептала она. — Он в зарослях и на холме. Смотрел на меня из воды, взирал и с небес. Голос его гремит в пустоте и тайно неумолчен в сердце. Ни здесь он, ни там, он повсюду, все время. Не убежать от него, — продолжала она, — и я страшусь. — Тут безмолвно зарыдала она и посмотрела на Фюна.
— Он мне враг, — прорычал Фюн. — Я именую его врагом.
— Защити меня, — взмолилась она.
— Там, где я, не бывать ему, — сказал Фюн. — Я тоже владею знанием. Я Фюн, сын Кула, сына Башкне, муж средь мужей и бог, где есть боги.
— Он звал меня в жены, — продолжала она, — но на уме у меня лишь мой любимый воитель, и Темному Мужу я отказала.
— Таково твое право, и, ручаюсь, если жив человек, которого ты желаешь, и если он не женат, он возьмет тебя в жены — или ответит мне за отказ.
— Он не женат, — сказала Сайв, — и ты ему малый указ.
Вождь тут задумчиво нахмурился.
— Не считая Верховного короля и других королей, я на этой земле владыка.
— Кто из мужей указ себе самому? — проговорила Сайв.
— Ты хочешь сказать, что я есть тот человек, которого ты ищешь? — спросил Фюн.
— Тебе отдала я любовь, — ответила Сайв.
— Счастливая весть! — воскликнул от радости Фюн. — Ибо в тот миг, когда ты вошла в эту дверь, я полюбил тебя и возжелал, и мысль, что нужен тебе другой, пронзила мне сердце как меч.
Конечно же, Фюн любил Сайв, как не любил ни единую женщину прежде и не полюбит ни одну впредь. Он любил ее, как доселе ничто. Нестерпимо было ему удаляться от Сайв. Увидав ее, ничего в целом свете не видел он, а когда видел весь свет без нее, было так, словно ничего он не видел — или словно видел грядущее, где все безнадежно и уныло. Рев оленя был музыкой Фюну, однако слов Сайв хватало ему с лихвой. Любил он по весне кукушкин зов с дерева, что выше всех прочих в лесу, и веселый посвист скворца в осенней чаще, или тонкое, сладкое очарованье, какое возникает в уме, когда жаворонок голосит, незримый, под небом, и притихшее поле внимает песне. Но голос жены был Фюну слаще, чем песня жаворонка. Из-за нее все в Фюне было чудесно, загадочно. Чародейство было у Сайв на кончиках пальцев. От ее тонких ладоней сгорал Фюн. От хрупких ступней стучало сердце его, и куда б ни повернулась голова Сайв, возникал у нее на лице новый очерк красы.
— Новая вечно, — говорил Фюн. — Она вечно лучше любой другой женщины; она вечно лучше себя самой.
Больше не пекся он о фениях. Бросил охоту. Не слушал ни песен поэтов, ни любопытных речений чародеев, ибо все это было в его жене — да и то, что сверх этого, было в ней.
— Она — этот мир и грядущий, она — завершенность, — говорил Фюн.
Глава третья
Так вышло, что люди Лохланна44 пошли в поход против Ирландии. Чудовищный флот окружил утесы Бен-Эдаря45, и даны высадились и изготовились к нападению, какое сделает их хозяевами всей страны. Фюн с фениями выступили против них. Фюну и прежде-то люди из Лохланна не были по нраву, но в этот раз он пошел на них с яростью, ибо не только напали они на Ирландию, но и встали меж Фюном и величайшей радостью его жизни, какую он знал.
Тяжкий был бой — но и краткий. Лохланнов загнали на их корабли, и через неделю остались в Ирландии лишь те даны, что были здесь похоронены.
Покончив с этим, Фюн бросил победоносных фениев и стремительно возвратился на равнину Аллен, ибо невыносимо было ему и на один лишний день расставаться с Сайв.
— Не бросай нас! — воскликнул Голл мак Морна.
— Мне нужно уйти, — отозвался Фюн.
— Ты не уйдешь с пира победы, — упрекнул его Конан.
— Останься с нами, Вожак, — взмолился Кэльте.
— Что за пир без Фюна? — пожаловались они.
Но он не остался.
Рукой клянусь, — вскричал он, — мне надо идти. Она станет высматривать меня в окно.
— Так и будет, — признал Голл.
— Так и будет, — воскликнул Фюн. — И увидит она меня издали, на равнине, и выбежит из великих врат мне навстречу.