— Кабы мыслил так, я б последнее слово за тобой не оставил, Голл, ибо тут у меня сто человек на каждого твоего.
Голл рассмеялся в голос.
— Так было и у отца твоего, — сказал он.
Брат Фюна Карелл Белокожий вмешался в беседу с грубым смехом.
— Скольких из дома Фюна уложил великолепный Голл? — вскричал он.
Но брат Голла, лысый Конан Сквернослов, обратил на Карелла лютый взгляд.
— Оружием клянусь, — сказал он, — никогда не бывало с Голлом меньше ста одного человека, и последний из них уложил бы тебя без особых усилий.
— А? — вскрикнул Карелл. — И ты, что ли, из той сотни и одного, старая лысина?
— Из той, а как же, мой тупоумный Карелл с тонкой кишкой, и собираюсь доказать на твоей шкуре, что мой брат говорит правду, а то, что говорит твой, — ложь.
— Докажи, — прорычал Карелл и по слову тому отвесил Конану свирепый тумак, а Конан вернул его кулачищем таким здоровенным, что одним ударом попал Кареллу по всему лицу. Двое сцепились и давай валять да лупить друг дружку по всему великому залу. Двое сыновей Оскара не сумели стерпеть, что их дядьку лупцуют, прыгнули на Конана, туда же ринулись и двое сыновей Голла. Следом и Оскар вскочил и кинулся в драку, держа по молоту в каждой руке.
— Благодарю богов, — сказал Конан, — за удачу убить тебя, Оскар.
Тут-то и сшиблись эти двое, Оскар выбил стон досады из Конана. Тот глянул призывно на своего брата Арта Ога мак Морну, и тот могучий воитель бросился на помощь и ранил Оскара. Ошин, отец Оскара, не мог такое стерпеть — бросился в драку и поразил Арта Ога. Тогда Косматая Грива мак Морна ранил Ошина, а его, в свою очередь, свалил с ног мак Лугайд, которого следом ранил Гарра мак Морна.
Зал пира бурлил. Повсюду мужи раздавали и получали удары. Вот двое воителей, схватив друг друга за глотки, кружат, кружат в медленном, скорбном танце. Вот двое пригнулись напротив друг друга, ищут уязвимое место, куда бы стукнуть. А вон кто-то плечистый вскидывает другого да мечет его в братию, что бросилась на него. В дальнем углу кто-то стоит и задумчиво пробует вынуть расшатанный зуб.
— Не подерешься, — бормотал он, — если обувка болтается — или зуб.
— Поспешал бы ты с зубом, — пробурчал ему кто-то, стоявший перед ним, — иначе я тебе выбью другой.
Стайка женщин прижалась к стене, кто-то кричал, кто-то смеялся, но все звали своих мужей на места.
Лишь двое остались сидеть.
Голл развернулся на своем месте, пристально наблюдая за ходом побоища, а напротив Фюн наблюдал за Голлом.
И лишь когда Файлан, еще один сын Фюна, ввалился в зал с тремястами фениями, эта сила вынесла людей Голла за двери, где драка возобновилась.
Голл перевел спокойный взгляд на Фюна.
— Твои люди применяют оружие, — сказал он.
— Вот как? — столь же спокойно переспросил Фюн, словно в воздух.
— А что до оружия!.. — воскликнул Голл.
И этот столп войны потянулся к стене у себя за спиной, где висела его амуниция57. Взял крепкий, уравновешенный меч в правый кулак, а в левый — широкий, выпуклый щит, и, еще раз покосившись на Фюна, вышел из зала и неостановимо полез в потасовку.
Фюн тоже встал. Снял со стены свое оружие и выбрался вон. Вознес торжествующий фенийский клич и бросился в битву.
Слабакам там было не место. Не нашлось бы и сторонки, где б тонкоперстой деве причесать локоны, не было и старику уголка, где тихонько помыслить, ибо грохот меча о меч, топора о щит, рев сражавшихся, крики раненых, вопли напуганных женщин сокрушили покой, а поверх всего этого — боевой клич Голла мак Морны и великий вопль Фюна.
Тут Фергус Уста Истины собрал вокруг себя всех поэтов фианна, они окружили воителей. Принялись петь и начитывать долгие, тяжкие рифмы и заговоры, пока мерные волны их голосов не заглушили шум боя, и тогда мужи прекратили сечь и рубить, выпустили оружие. Его подняли поэты, и две стороны достигли тогда перемирия.
Но Фюн подтвердил, что мириться с кланом Морна не будет, покуда не рассудят их король Кормак мак Арт58, и дочь его Альве, и сын его Карьбре из Ан-Лифи, а также Финтан59, верховный поэт. Голл согласился, что дело нужно отдать на этот суд, и назначили день — через две недели, — чтоб встретиться в Таре королей на суде. Затем зал прибрали, и пир возобновился.
Из людей Фюна одиннадцать сотен мужчин и женщин погибло, из людей Голла — одиннадцать мужчин и пятьдесят женщин. Но женщины поумирали от страха, ибо ни одну не ранили и не ушибли и ни на одной не оставили ни единой отметины.