Монган и слуга отправились тут в Лейнстер.
Приблизившись к той земле, обнаружили они громадную толпу на дороге и узнали, что король устраивает праздник в честь женитьбы на Дув-Лахе: год ожидания почти истек, и король поклялся, что дольше тянуть не будет.
И двинулись они дальше поэтому, но — упав духом, — и наконец увидели стены королевского дворца, что высились перед ними, и благородное собрание, что прогуливалось по лугу туда и сюда.
Глава девятнадцатая
Уселись они так, чтобы видеть королевский чертог и собраться с силами.
— Как мы попадем в цитадель? — спросил мак ан-Дав.
Ибо стояла стража у великих ворот, и копейщики вдоль стен, густо, а также люди, что мечут горячее варево с кровли, размещены были где положено.
— Не скоком, так боком, — ответил Монган.
— И так, и эдак сгодится, — сказал мак ан-Дав, — и как ты решишь, так и я за тобой.
И тут увидали они Каргу Мельничиху[16] и шла она с мельницы, что стояла чуть дальше по дороге.
Карга Мельничиха была костлявой старухой, тощей жердью с чудными ногами. Одна ступня у нее была велика ей так, что, когда поднимала ее Карга, ступня тащила ее за собой; вторая же ступня была ей слишком мала, и когда Карга поднимала ее — не соображала, что с нею делать. Старуха была такая дылда, что, казалось, ей и конца не видать, и такая тощая, что вроде как и не видать ее вовсе. Один глаз у нее был на носу, нос висел с подбородка, а вокруг него торчала щетина. Одетая в красную тряпку, что на самом деле была дырой с бахромой по краям, старуха пела «Ой, молчи, моя зазноба» кошке, что вякала у нее на плече.
Шел за ней костлявый пес по имени Бротар[17]. Зубов у него не было, считай, никаких, кроме одного, да и тот болел. Каждые несколько шагов садился пес, задирал нос и заунывно жаловался на свой зуб, а следом тянул заднюю лапу и пытался тот зуб выковырять, но дергали его за соломенную веревку, одним концом повязанную ему вокруг шеи, а вторым приделанную к ступне Карги, которая велика.
Была при Карге и старая, мосластая, одноглазая, за-дышливая кобыла, кожа да кости, с тяжкой башкой. Всякий раз, когда ставила она переднюю ногу, содрогалась всею тушей до задних ног, а когда ставила заднюю, вся содрогалась до передних, громко свистела носом, когда задыхалась, а на крупе у нее сидела здоровенная тощая курица. Глянул Монган на Каргу Мельничиху — с восторгом и обожанием.
— На сей раз, — сказал он, — заберу я жену.
— Еще как, — сказал мак ан-Дав, — и мою тоже.
— Иди, — сказал Монган, — скажи Карге-Мельничихе, что мне с ней потолковать надо.
Мак ан-Дав привел старуху к Монгану.
— Правда ли то, что твой слуга говорит? — спросила она.
— А что он говорит? — переспросил Монган.
— Говорит, что надо тебе со мной потолковать.
— Правда, — ответил Монган.
— Чудесный час, славная минута, — проговорила Карга, — ибо впервые за шестьдесят лет кто-то захотел со мной толковать. Толкуй же, — сказала он, — а я послушаю, если вспомню, как это делается. Толкуй тихо, — добавила она, — так скотину не напугаешь, они все хворые.
— Это уж точно, — с жалостью сказал мак ан-Дав.
— У кота болит хвост, — сказала она, — потому что сидит слишком близко к той части печки, которая горячая. У пса болит зуб, у кобылы — брюхо, а у курицы типун.
— Эх и печален же белый свет, — проговорил мак ан-Дав.
— Именно! — согласилась старуха.
— Скажи мне, — начал Монган, — будь у тебя желание, чего б ты пожелала?
Карга сняла кота с плеча и отдала его мак ан-Даву.
— Подержи, пока я думаю, — сказала она.
— Не хотела б ты быть красивой юной девой? — спросил Монган.
— Да я быстрее освежеванным угрем стану, — отозвалась старуха.
— А хотела б ты выйти замуж за меня или за короля Лейнстера?
— Я бы пошла замуж за любого из вас, или за обоих, или кто первым вызовется.
— Славно, — сказал Монган, — исполнится твое желание.
Коснулся он ее пальцем, и в тот же миг вся ее дряхлость, худоба и старость оставили ее, и стала она такой красавицей, что едва глядеть можно, и такой юной, что лет шестнадцать, не больше.
— Не Карга Мельничиха ты теперь, — сказал Монган, — ты теперь Ивел Сияющие Щеки, дочь короля Мунстера.
Тронул он пальцем и пса, тот сделался домашней собачкой с шелковистой шерстью, такие собачки помещаются в ладони. Преобразил и старую кобылу — в ретивую пегую лошадь. Самому себе придал он облик точь-в-точь как у Айда, сына короля Коннахта, который только что женился на Ивел Сияющие Щеки; мак ан-Дава превратил он в слугу Айда, и все они двинулись к цитадели, распевая песню, которая начинается так:
16
СаШеас/i