Гоб запомнил наставление жены, и, еще до того как работа его дошла до середины, он уже знал от придворных служанок, что в ту самую минуту, когда он полностью закончит новый дворец, его ждет смерть. Король хотел быть уверен, что Гоб никогда не построит другому королю дворец, который превзошел бы его собственный. Но Гоб помалкивал, пока новое здание — самое величественное, какое ему приходилось когда-либо воздвигать, — не было завершено до последнего камешка.
— Готово? — спросил король.
— Готово, — ответил Гоб.
— Ну как, удалось? — спрашивает король.
— Величайшая удача в моей жизни! — отвечает Гоб. — Только вот малость…
— Что такое? — спрашивает король.
— Подойдите сюда и взгляните, — говорит Гоб, приглашая короля подойти вплотную к стене, у которой стоял сам. — Вы замечаете, что, начиная с середины и дальше вверх, эта стена имеет наклон? Ваш каменщик оказался небрежен.
— Клянусь небом, вы правы! — воскликнул король, и немудрено: попробуйте встать вплотную к любому высокому строению и посмотреть вверх, вам тоже покажется, что оно наклонилось. — И ведь этого не исправить, не разрушив всего здания!
— Исправить я могу, — говорит Гоб. — К счастью, незадолго до приезда сюда, я изобрел инструмент как раз для такого вот случая. Завтра же утром я отправляюсь за ним к себе в Ирландию!
— Только не вы сами! — говорит осторожный король. — Ваша жизнь слишком драгоценна для всего мира и человечества, и я не могу вам позволить рисковать ею в бушующем море в этакую погоду. Я пошлю моего слугу!
— Но инструмент этот очень ценный, и моя жена не доверит его ни одному слуге, — возразил Гоб.
— Тогда я пошлю главного начальника моей личной охраны, — говорит король.
— Все равно она отдаст его только мне, — говорит Гоб.
— Я вас не выпущу, клянусь небом! — воскликнул король.
— Только мне! — И вдруг Гоба осенило. — Мне или сыну самого короля.
— Тогда поедет мой собственный сын и наследник! — молвил король. — Назовите мне этот инструмент, который сын мой — радость моего сердца — должен попросить у вашей жены.
Подумав всего секунду, Гоб ответил:
— Инструмент, который он должен попросить у моей жены, называется Кор-ан-агойд-хэм.
Это название — Кор-ан-агойд-хэм — Гоб только что сам придумал. Если перевести его с гэльского, оно означало «крюк-и-веревка» и годилось не только для названия инструмента, которым можно было выполнить эту работу, но и намекало на темные замыслы короля. Гоб надеялся, что его умная жена поймет, когда услышит его просьбу, что в ней кроется загадка, и разгадает ее.
Когда к жене Гоба вошел не ее муж, а сын испанского короля, у нее сразу зародилось подозрение. А как только она услышала, что муж ее ждет крюк и веревку, у нее и вовсе не осталось сомнений, что он попал в западню.
И она решила отплатить вероломному королю тем же.
— Ну что же, принц, — сказала она, поднимая крышку большого сундука, стоявшего в кухне, — наклонитесь — и на дне этого сундука вы найдете то, за чем прислал вас мой муж.
И когда он перегнулся через край сундука, она взяла его за ноги и столкнула вниз, потом захлопнула крышку и заперла сундук. А в Испанию отправила весточку, что они получат назад в трепетные объятия своего возлюбленного наследного принца в тот самый час, когда вернется домой ее муж.
И конечно: и ее муж и их принц благополучно оказались на своих местах в самом скором времени.
В старину говорили:
Когда ищешь себе жену, глаза можешь оставить дома, но уши прихвати с собой.
Так случилось, что когда поэт Маклонин, живший в девятом веке, путешествовал по Голвею, он повстречался с пахарем из Дал Каса, что в Клэре. Тот возвращался в свои родные места, получивши в награду за двенадцатимесячный труд в Голвее корову да плащ.
Когда этот бедняк из Дал Каса узнал, что перед ним сам знаменитый Маклонин, он попросил его сложить поэму.
И Маклонин подивил своего слушателя поэмой в честь далкасовцев, за что тут же получил от довольного крестьянина все его двенадцатимесячное вознаграждение.
Но крестьянину воздали сторицей его столь же гордые и патриотичные далкасовцы, — за верность землякам и щедрость к поэту. Когда они узнали о его поступке, они встретили его с почестями и одарили десятью коровами за каждую четвертушку его собственной коровы.
В старину говорили:
Кто хотел раздробления Ирландии, думал только о себе.