Должно быть, недалеко было то время, когда он вздумает ухватить за морду весь этот мир, перетащить его через кочки и загнать в свой загон; ибо Финн принадлежал к той породе людей, которые становятся умельцами и отменными повелителями.
Слухи о его мастерстве разлетались далеко вокруг. Клан Мориа начал беспокоиться, и однажды его опекунши отправили его от себя.
— Теперь тебе лучше покинуть нас, — сказали они статному юноше, — ибо сыны Морны снова выслеживают тебя, чтобы убить.
После таких слов лес стал казаться зловещим. С верхушки дерева могут сбросить камень; но с какого именно? Их же в лесу тысячи! Стрела может прожужжать прямо над ухом и, вонзившись в землю, грозно и безмолвно дрожать, намекая на братьев, из чьих колчанов она только что вылетела. Где они могут скрываться? Справа? Слева? Сколько их? Сколько колчанов? Финн был человеком леса, но у него была только пара глаз, чтобы наблюдать, и одна пара ног, чтобы нестись в одном направлении. Он смотрел вперед, но кто при этом мог буравить его взглядом сзади и сколько этих «кто» было позади? Натянув тетиву, он мог целится в любом направлении, метя в ухмылку на прячущейся в кустах роже. Однако из этого куста или вон из того на него в любой момент могло вылететь копье. Ночью он мог сражаться, противопоставляя свой острый слух вражеским ушам, а свой легкий и бесшумный бег — против затаившихся недругов. Он знал лес, и ночью мог сражаться против несметного их количества, однако днем у него не было шансов.
Поэтому Финн отправился поискать удачу, чтобы противостоять всему, что может с ним случиться, и чтобы отчеканить свое имя, которое будет жить в веках, пока само Время готово внимать и знает ирландца.
Глава VIII
Финн ушел, и теперь он остался один. Впрочем, он также легко переносил одиночество, как и журавль, что бродит в уединении среди унылых водяных просторов; ибо у человека товарищем может быть разум его, а он у Финна работал так же скоро, как и его тело. Одиночество для него не проблема, ведь даже в окружении он был одинок всю свою жизнь; ибо было в конечном счете сказано о Финне, что все обретенное он утратит и что счастье ни на мгновение не будет спутником его.
Однако нынче он не искал одиночества. Ему хотелось услышать глас толпы, и поэтому, когда встречал он людей, к ним присоединялся. Его глаза были зоркими, и когда он вглядывался в смутные сумерки, и когда смотрел на яркую, зеленую пестроту лесов. Его глаза умели выхватывать среди теней птиц с серо-коричневым оперением и замечать среди зарослей зверей, маскирующихся под цвет древесной коры. Он примечал и притаившегося в траве зайца, и рыбу, которая едва заметно шевелится среди бликов и зеленоватых водяных разводов на мелководье. Он видел все, что можно было приметить, и замечал все, что обычно и вполовину не видно нетренированным и ленивым глазам.
У Лиффи[38] он набрел на парней, плавающих в заливе; и, глядя, как они боролись с приливными волнами, подумал, что все их приемчики и фортели для него сущая ерунда, и он сам мог бы показать им много новых.
Мальчишкам же надо знать, на что способен другой парень и смогут ли они его превзойти. Поэтому перед внимательно взирающим на них Финном они старались изо всех своих сил, а по-том пригласили посоревноваться с ними, дабы показать себя. Та-кое приглашение — откровенный вызов; а у мальчишек почти объявление войны. Однако Финн настолько лучше их плавал, что даже слово «мастер» не подходило для описания его превосходства.
И пока он плавал, один из парней заметил: «Он красив и хорошо сложен». После этого его и стали называть Финном, то есть Красавчиком. Это прозвище дали ему мальчишки; возможно, они же его и сберегли.
Финн пожил некоторое время с этими ребятами, и, возможно, они поначалу боготворили его, ибо мальчишек вечно изумляют и восхищают подвиги; но в конце концов, что было неизбежно, они стали завидовать чужаку. Бывшие первыми и лучшими до его появления сплотились вместе, а потом надавили на прочих и настроили против него всех остальных, так что в конечном счете никто из этой ватаги не смотрел уже на Финна дружелюбно. Не только побеждал он их в плавании, превосходил в беге и в прыжках; когда спорт превращался в борьбу, а это случалось неизбежно, сила Финна была в десять раз сильнее, чем самая сильная сила, с которой они могли выступить против него. Храбрость — это гордость, особенно когда молод, а Финн был гордецом.
38
Лиффи(ирл. Life, англ. Liffey) — река в Ирландии, протекающая через центр Дублина; также называлась Ана-Лиффи.