— Я притащу тебя к этому Фергюсу, — кричала Укт Дилв. — И он начнет швырять в тебя камни. В тебя ведь их никогда не бросали. Ах ты, мерзкая девчонка! Ты еще не знаешь, что такое крутящийся камень, который с размаху да со свистом врезается в ухо, или как это отчаянно больно, когда им садануть по тощей лапе. Воровка! Доходяга! Паршивая дрянь! Тебя никогда не пороли, а теперь будут! Ты услышишь посвист плети, когда она полетит, изгибаясь, вперед, вгрызется в плоть и отпрянет назад. Ночью украдкой ты будешь вырывать старые кости и грызть их от голода. Ты будешь скулить и выть на луну, дрожать от холода, и никогда больше не похитишь ты возлюбленного другой девушки!
Так и в таком духе говорила она с Тирен, пока они двигались вперед, и гончая от этого дрожала, поджималась и отчаянно, жалобно скулила.
Вот пришли они во владение Фергюса Финнлиата, и Укт Дилв потребовала, чтобы их впустили.
— Оставь эту собаку снаружи, — сказал слуга.
— Я не стану этого делать, — ответила выдававшая себя за посланницу.
— Ты можешь войти только без собаки, или стой тут с ней, — сказал суровый страж.
— Клянусь дланью своей, — воскликнула Укт Дилв, — что я войду с этой собакой, или твой хозяин ответит перед Финном.
Услыхав имя Финна, слуга чуть не рухнул. Он помчался звать своего господина, и Фергюс самолично вышел к большим дверям своего оплота.
— Гляди-ка! — изумленно воскликнул он. — Клянусь, это собака!
— Точно, собака, — буркнул угрюмый слуга.
— Иди отсюда, — сказал Фергюс Укт Дилв, — а когда прибьешь эту собаку, возвращайся ко мне, и я тебя награжу.
— Долгой жизни и здоровья тебе, мой добрый господин, от Финна, сына Кула, сына Башкне, — ответила она Фергюсу.
— Долгой жизни, здоровья и Финну, — ответил он. — Войди в дом и передай свое сообщение, но оставь собаку снаружи, ибо я не терплю собак.
— Собака войдет со мной, — ответила посланница.
— С чего бы это? — гневно воскликнул Фергюс.
— Финн посылает тебе эту собаку, чтобы ты заботился о ней, пока он ее не заберет, — сказала посланница.
— Удивительное дело! — проворчал Фергюс. — Финн же прекрасно знает, что нет на свете человека, который бы меньше любил собак, чем я!
— Как бы то ни было, господин, я передала сообщение Финна, и собака эта у меня за спиной. Примешь ее или отказываешься?
— Только в случае собаки и мог бы я отказать Финну, — молвил Фергюс, — но, поскольку я не могу ни в чем отказать ему, давай ее сюда.
Укт Дилв сунула ему в руку цепь.
— Ах ты, дрянная собака! — добавила она.
А потом она ушла, довольная своей местью, и вернулась домой к своим людям.
Глава IV
На следующий день Фергюс позвал своего слугу.
— Эта собака уже перестала дрожать? — спросил он.
— Нет, господин, — ответил слуга.
— Приведи сюда эту тварь, — сказал его хозяин, — пусть кто-то и остается недовольным, но Финн должен быть доволен.
Собаку приволокли, и он окинул ее злобным, недовольным взглядом.
— Да, действительно трясется, — заметил он.
— Это точно, — ответил слуга.
— Как ты лечишь эту дрожь? — спросил его господин, подумав, что, если у этой твари отвалятся лапы, Финна это не обрадует.
— Есть один способ, — с сомнением протянул слуга.
— Так если есть такой, расскажи мне! — сердито воскликнул его господин.
— Если бы вы взяли эту тварь на руки, обняли и поцеловали, дрожь могла бы прекратиться, — ответил слуга.
— Что ты сказал?! — заорал его хозяин и потянулся за дубинкой.
— Слышал я про такое… — смиренно ответил слуга.
— Притащи эту псину, — приказал Фергюс, — обними да поцелуй ее, и, если я замечу, что эта тварь все еще дрожит, я проломлю тебе башку.
Слуга наклонился к псине, но та цапнула его за руку и чуть не оттяпала ему нос.
— Эта псина меня не любит, — заметил слуга.
— Меня тоже, — рявкнул Фергюс. — Прочь с глаз моих!
Слуга удалился, и Фергюс остался наедине с гончей, а бедняжка была так напугана, что тряслась в десять раз сильнее прежнего.
— Точно у ней лапы отнимутся, — вздохнул Фергюс. — А ведь Финн будет в этом винить меня! — в отчаянии запричитал он.
Он приблизился к псине.
— Только попробуй цапнуть меня за нос или хотя бы коснуться зубами кончиков моих пальцев! — пригрозил он.
Он приподнял собаку, но она не огрызалась, а только дрожала. Несколько мгновений он осторожно придерживал ее.