Как только Фергус, Дубтах и Кормак, бывшие поручителями за убитых, узнали о случившемся, они поспешили в Эмайн; и там они совершили великие дела. Дубтах убил копьем своим Мане, сына Конхобарова, и Фиахну, сына Федельм, дочери Конхобара, Фергус же — Трайгтрена, сына Трайглетана, и брата его. Великий гнев овладел Конхобаром, и в тот же день произошла битва, в которой пало триста уладов от руки мстителей. Затем Дубтах перебил уладских девушек, а Фергус под утро поджег Эмайн-Маху.
После этого Фергус и Дубтах ушли в Коннахт к Айлилю и Медб{15}, зная, что их там с радостью примут. Три тысячи воинов ушло вместе с ними. Они сохранили великую вражду к уладам, и в течение шестнадцати лет Улад не мог избавиться от стона и трепета: каждую ночь наполнялся он стоном и трепетом от их набегов{16}.
Дейрдре прожила год у Конхобара, и за все это время ни разу не шевельнула она губами для улыбки, ни разу не поела и не поспала вдоволь, ни разу не подняла головы своей от колен. Когда приводили к ней музыкантов, она говорила:
Прекрасной вам кажется рать стальная,
Что возвращается в Эмайн с похода,
Но более гордой вступали поступью
В свой дом три геройских сына Уснеха.
Приносил мой Найси мне мед лесной,
Умывала я милого у очага,
Тащил нам Ардан оленя иль вепря,
На гордой спине нес Андле хворост.
Сладким вам кажется мед отличный,
Что в доме воителя, сына Несс{17}, —
У меня же часто — прошло то время! —
Бывали яства, более вкусные.
Когда гордый Найси костер готовил,
На котором в лесу я жарила дичь,
Слаще меда была мне пища,
Что на охоте добывал сын Уснеха,
Сладостной вам кажется музыка,
Что играют на свирелях и трубах здесь, —
Много сладостней были песни мне,
Упоительные, сынов Уснеха.
Плеск волны был слышен в голосе Найси.
Этот голос хотелось слушать вечно;
Был прекрасен средний голос Ардана,
Подпевал высоким голосом Андле,
Ушел в могилу мой Найси милый.
Горьких нашел он поручителей!
Увы мне! Не я ль была злым ядом
Напитка, от которого погиб он?
Мил был мне Бертан{18}, страна скалистая,
Милы те люди, хоть и бездомные.
Горе мне, горе! Больше не встану я,
Чтоб встретить на пороге сына Уснеха!
Мил мне был дух его, прямой и твердый,
Мил был мне юноша, прекрасный, скромный.
После блужданья в лесной чаще
Сладок был отдых с ним под утро!
Мил был мне взор его голубой,
Для женщин желанный, для недругов грозный.
Когда возвращался домой из леса,
Мил был мне голос его, слышный сквозь чащу.
Нынче не сплю я долгие ночи,
Не крашу больше ногтей в пурпур,
Дни мои радости больше не знают,
Ибо нет больше сыновей Уснеха.
Нет мне больше никакой радости
В людских собраньях в высокой Эмайн,
Не мило мне убранство прекрасного дома,
Нет мне отдыха, нет покоя!
Когда Конхобар пытался ее утешить, она отвечала ему:
О, Конхобар, чего ты хочешь?
Ты уготовил мне тоску и стоны.
Пока жива я на этом свете,
Не будет великой моя любовь к тебе.
То, что под небом самым милым мне было,
Что я всего больше любила в мире,
Ты у меня отнял — жестокое дело!
Больше не увижу его на свете.
О горе мне, горе! Краса погибла,
Что являл мне лик сына Уснеха!
Черный камень лежит над белым телом,
Которого никто одолеть не мог!
Красны были губы, пурпурны щеки,
Черны его брови цвета жучка,
Были зубы его — как жемчужины,
Цветом подобные снегу белому.
Памятен мне дивный наряд его,
Выделявший его средь бойцов шотландских!
Прекрасный кафтан, окрашенный в пурпур,
Кайма на нем — красного золота.
Рубашка на нем — дорогого шелка,
В ней было вшито сто ценных камней.
Пятьдесят унций самой светлой бронзы,
Блестящей, пошло на ее украшенье.
Меч в руке его — с золотой рукояткой,
Два копья у него острых и грозных,
Борты щита — из желтого золота.
Шишка на нем — серебряная.