Подгоняемый ее бранью, Патрик кое-как поднялся и поковылял из огорода прочь, обратно в паб, где его, как он был уверен, примут и даже посочувствуют. И верно, стоило ему ступить за порог заведения, Кеган тут же бросил свое занятие (а занят он был протиранием кружек) и подскочил к Патрику.
— Смотри ты, как тебя помяло! С эльфами поди плясал? — и он расхохотался, довольный своей шуткой.
А Патрик уставился на него, пораженный тем, что Кеган узнал, отчего у Патрикк был такой помятый и неблагородный вид:
— А ты откуда знаешь? Неужто видел маленьких паршивцев?
— Э, дружище, — трактирщик хлопнул его по спине своей ручищей, — тут что ни месяц, появляется очередной гуляка, забредает ко мне весь помятый и плетет небылицы про эльфов и пляски на огороде старой карги. Ты не подумай, я никогда не осуждаю веселье, и сам горазд пропустить пару кружек, а то и три-четыре. Но чтоб каждый плел одно и то же! Умора!
Кеган отошел к стойке, чтобы налить Патрику живительного напитка, а наш путешественник крепко задумался.
После того, как Патрик привел нервы и общее самочувствие в порядок, он собрался с духом и пошел обратно к старухе Макгомери. Та, увидев его еще издали, тут же замахнулась своей клюкой и крикнула:
— Поворачивай! Нечего тебе тут слоняться, пропойца!
— А скажи, бабуля, из чего у тебя изгородь сделана?
— А тебе какое дело? Боярышник это, ее еще мой покойный муженек делал, перед самой смертью. Говорил, сделаю тебе изгородь, чтобы меня вспоминала, да только я об этом пьянице и думать не хочу! А теперь вон! Вон!
Патрик тотчас развернулся и, посмеиваясь, пошел обратно в деревню. «Не будет старой карге покоя, — думал он с улыбкой, — а муженька-то она, видно, припекла, раз он решил сделать изгородь из боярышника». Ведь боярышник — излюбленное дерево всех эльфов, и слетаться они на него будут, точно пчелы на мед.
С этими мыслями повеселевший Патрик отправился в трактир, пропустил пару кружек, сердечно попрощался со своим товарищем Кеганом и отправился дальше, собирать ирландские небылицы и сказки в свою маленькую книжицу, переплетенную зеленым бархатом.
Зеленая Свирель
Келли О’Доэрти была чудо как хороша, и, когда она проходила мимо, уж вам-то было на что поглядеть! Волосы у нее полыхали словно пламя, глаза были как два огромных изумруда, а возле вздернутого носика была россыпь веснушек. Келли задорнее всех плясала на праздниках, лучше всех вела хозяйство и в целом слыла лучшей невестой в округе. Уж сколько парней с ног сбилось, стараясь привлечь ее внимание, и не сосчитать, а только вот Финн Маккенна был самым упорным из них. Он поднимался раньше всех на рассвете, чтобы к пробуждению Келли на окне ее домика стоял букет цветов с утренней росой, провожал ее по вечерам, чтобы к ней не прицепилась никакая нечисть, и уж в целом обхаживал так, что хоть завтра бери и выходи за него замуж. Однако Келли прославилась не только небывалой красотой, но и дурным, вздорным характером. Над всеми ухаживаниями своих воздыхателей она только посмеивалась, а однажды и вовсе сказала такое, что, как ни крути, а выполнить ну никак нельзя:
— Кто хочет моей руки, — громко заявила Келли, сидя в трактире в самом центре их небольшого городка, — тот пусть сделает так, что мой дубовый стол зацветет трилистником! И тогда без промедления стану я женой этого человека.
Лица у всех ее ухажеров тотчас сделались такими, словно они хлебнули вместо эля кислого уксуса. Один только Финн не смутился, а подошел к ней вплотную, совсем близко, и прищурил глаза:
— И ты даешь свое слово, что сдержишь обещание и выйдешь за того, кто заставит дубовый стол зацвести клевером?
— Даю слово, Финн Маккенна, — засмеялась Келли, — что буду женой того, кто исполнит мое желание.
Тут уж все в трактире разом захохотали: виданое ли дело — заставить сухое дерево цвести!
А Финн, ничего не говоря, вышел из трактира, хлопнув дверью, и направился к старой кузнице на отшибе.
В кузнице этой работал его лучший друг и советчик Патрик Фланаган, который был горазд работать и руками и головой. Увидев спешно идущего к нему Финна, Патрик обтер громадные ручищи о кожаный передник и приветственно помахал ему:
— Эгей, Финн! — прогудел кузнец- Сдалась твоя красотка или придумала новую отговорку?
Финн молча проследовал в самый угол кузницы, опустился на колченогий табурет и достал из-за пазухи флягу, а потом сделал жадный глоток. Кузнец почтительно наблюдал за этим обрядом, а потом сел рядом и налил себе из небольшого бочонка кружечку пива.