Сапоги все еще в коробке, и я с трудом сглатываю, пытаясь собраться с духом, чтобы их надеть. Каждый слабый звук из коридора заставляет меня вздрагивать, думая, что это мой отец стучит в мою дверь, чтобы снова поговорить со мной, собираясь устроить очередной мозговой штурм о том, как справиться с Коннором. Если он увидит меня в этом, мне конец. Мне просто блядь конец. Что означает, что мне нужно поторопиться, одеться и убраться из этого отеля, чтобы встретиться с Коннором, пока меня не поймали.
Я стискиваю зубы, глядя на сапоги. Я привыкла носить высокие каблуки, но это совсем другое. Дело не в том, что они выше того, к чему я привыкла, они просто пугают.
Господи, Сирша, ты боишься? Это всего лишь сапоги. Надень их.
Я с трудом сглатываю и хватаю их с кровати. Когда я наконец надеваю их, застегиваю молнию и выпрямляюсь, чтобы снова посмотреть на себя в зеркало, у меня почти отвисает челюсть.
Какого хрена я боюсь?
Коннор говорил о найме сабмиссив в клубе, но, глядя на свое отражение, я думаю, что выгляжу, как угодно, только не сабмиссивом. В сапогах я чувствую себя сильной, кожа доходит до середины бедра, чулки на каблуках больше, чем сапоги, на самом деле, оставляя только маленький треугольник видимой плоти между верхом разреза платья и сапогами. Я чувствую, что могла бы покорить мир в этих вещах, и это заставляет меня задуматься, почему он выбрал этот наряд, а не что-нибудь крошечное и развязное, что заставило бы меня стесняться весь вечер.
— Ты слишком много думаешь, — говорю я себе, хватая маленький черный атласный клатч, который собиралась взять с собой, еще раз проводя пальцами по распущенным волосам, прежде чем взять ключ от номера и направиться к двери. Я оставляю ошейник на кровати, мой единственный вызов всей этой затее, в которую Коннору удалось заманить меня. Не мог он так много думать об этом, говорю я себе, спеша по коридору так быстро, как только могу на нетвердых каблуках к лифту, но в то же время я знаю, что Коннор сам выбирал этот наряд. У него нет личного помощника или секретарши, которые могли бы сделать это за него. Он выбрал это для меня, и при мысли об этом меня охватывает теплый румянец, когда я спускаюсь на лифте вниз, чувствуя, как мягкая кожа облегает меня, словно объятия.
Я понятия не имею, что ждет меня впереди, и я в ужасе. Тем не менее, я не могу отрицать, что глубоко в моем животе тоже ощущается волнение, когда я гадаю, что сейчас произойдет. Я не позволю ему прикоснуться ко мне, твердо говорю я себе. Даже целовать. Он не собирается снова втянуть меня в это.
Когда я выхожу из отеля и вижу, что он ждет меня на своем мотоцикле, я сразу же сомневаюсь в своей способности сохранить эту решимость.
На нем узкие черные джинсы и черная рубашка на пуговицах, расстегнутая достаточно низко, чтобы показать немного волос на верхней части груди, с шеи свисает длинная серебряная цепочка и такое же длинное кожаное ожерелье, оба исчезают под рубашкой. Я замечаю серебряные кольца с ониксом на его пальцах, которыми он сжимает мотоцикл, его рыжеватые волосы темнее обычного из-за средства, которым он их укладывал, и поверх всего этого более приятная черная кожаная куртка, а не потрепанная, в которой я обычно его вижу. Даже его ботинки выглядят чище.
Он ловит мой взгляд, когда я подхожу к мотоциклу, и смеется, звук прокатывается по мне, глубокий, насыщенный и хриплый. От этого по моему позвоночнику пробегает дрожь, которая, кажется, поселяется между бедер, покалывая, когда я смотрю на мотоцикл и пытаюсь определить, смогу ли я на самом деле поехать на нем в моем нынешнем наряде.
— Я выбирал платье, имея в виду байк, — говорит Коннор с ухмылкой. — Эти разрезы позволят тебе без проблем оседлать его. А что касается обуви… — он подмигивает мне. — Держись за меня, девочка, и с тобой все будет в порядке.
Держаться за него, это именно то, что, я знаю, мне не следует делать, но сейчас я не отступлю. Его взгляд оценивающе скользит по мне, осматривая мою фигуру, закутанную в черную кожу, которую он прислал, и я вижу жар в его глазах, вплоть до того, как его взгляд достигает моего горла.
— На тебе нет моего ошейника, — хрипло говорит он, и, помоги мне бог, что-то в этой фразе посылает еще один электрический разряд желания прямо сквозь меня. Что, черт возьми, со мной не так?
— На мне нет никакого ошейника, — натянуто говорю я ему. — Если ты хочешь владеть мной, Коннор Макгрегор, купи мне кольцо с бриллиантом. Я полагаю, что именно так цивилизованные люди договариваются о таких условиях.
Он смеется, в уголках его глаз появляются морщинки.
— Это не имеет никакого отношения к тому, чтобы владеть тобой, Сирша. По крайней мере, — поправляет он себя, — не между тобой и мной. Поверь мне, если бы я хотел надеть на тебя настоящий ошейник, я бы сделал это совсем по-другому. Это для твоей же безопасности сегодня вечером.
Мои глаза слегка расширяются.
— Что ты имеешь в виду?
— Это знак для других мужчин в клубе, во всяком случае, на сегодняшний вечер. Никто другой не прикоснется к тебе. Они будут знать, что ты моя.
Моя. От этого слова меня снова пробирает дрожь, пульс подскакивает к горлу. Все это выбивает меня из колеи, выводит из равновесия, но опять же, Коннор, кажется, делает это довольно легко в одиночку, даже без кожи, ошейников и секс-клубов.
— Я не могу подняться и взять его, — резко говорю я. — Если мой отец поймает меня…
Коннор смеется.
— Я захватил с собой запасной, — говорит он. — Он не такой модный, как тот, который я тебе прислал, кстати, он был из чистого розового золота. Я подумал, что это будет хорошо смотреться с твоими волосами, но я предвидел, что ты будешь сопротивляться и откажешься надевать его, поэтому у меня есть один в седельной сумке. — Он указывает на кожаную сумку, висящую сбоку от его мотоцикла.
Что-то в мысли о том, что он знает меня уже так хорошо, что знает, как я отреагирую, заставляет меня кипеть, настолько, что мне хочется развернуться на каблуках в кожаных сапогах и пойти обратно в свою комнату, сказать отцу, что я хочу вернуться в Бостон и оставить Коннора Макгрегора в его собственной английской грязи.
Он нахально ухмыляется мне, заводя мотоцикл.
— Ты идешь, Сирша? Или мне следует предположить, что сегодняшняя ночь взяла над тобой верх?
Я хочу поджать хвост и убежать. Но Коннор был прав в одном. Он бросил вызов, и я абсолютно не могу отступить.
13
СИРША
Вместе мы с Коннором составляем неплохую пару, особенно в такой одежде. Я осознаю это с того момента, как он стучит в гладкую каменную стену, перед которой мы останавливаемся, и она раздвигается, открывая потайной вход, за которым стоят двое одетых в кожу слуг, мужчина и женщина, оба в одинаково откровенных нарядах с ошейниками, похожими на тот, который я оставила в своем гостиничном номере. Их пристальный взгляд перебегает с Коннора на меня, расширяясь по мере того, как они осматривают нас. У меня снова возникает то же чувство, что и после того, как я надела сапоги, ощущение странной силы, которой я никогда раньше не испытывала. Даже с ошейником, на котором он настоял, чтобы я надела, как только мы слезли с мотоцикла.