— Я принесу тебе еды и чая, — говорит он, и я не протестую, хотя и не уверена, что смогу есть. На улице уже поздний вечер, звуки с улицы затихают в промежутке между полуденной активностью и людьми, выходящими на улицу на ночь. Здесь спокойно, и я устала, но я также слишком взвинчена и сбита с толку, чтобы спать.
Хотела бы я вспомнить вечеринку и события, которые привели к тому, что Александр купил меня и привез сюда. Все это, размытое пятно полузабытых чувств и ощущений, из-за которого я чувствую себя более потерянной, чем когда-либо прежде. Глубокое, интенсивное чувство тоски охватывает меня, тоска не только по моей старой жизни, по старой мне, но и по всему остальному вместе с ней. Мои подруги, София, Катерина. У меня сжимается сердце в груди, когда я снова задаюсь вопросом, что с ними случилось, были ли они тоже проданы, переживают ли они сейчас нечто подобное где-то еще в мире. Может быть, что-то похуже. И эти две бедные маленькие девочки, Аника и Елена… я крепко зажмуриваю глаза, сдерживая новые слезы.
Я знала, что в мире есть монстры, особенно после моей встречи с Франко, но я никогда не представляла, что они чем-то похожи на Алексея. Его зло, его порочность превосходят все, что я могла видеть даже в своих самых мрачных кошмарах. И теперь…
Александр — не Алексей, но в нем тоже есть что-то не то. Что-то, чего я не могу точно определить, но что заставляет меня нервничать, ожидая, когда упадет вторая туфля. Что-то еще, кроме того факта, что он заботиться обо мне? Тихий, насмешливый голос в моей голове напоминает мне об этом факте, заставляя мое сердце опускаться еще ниже. И это правда. Неважно, насколько Александр нежен со мной или как хорошо он заботится обо мне, факт остается фактом, я принадлежу Александру. Он купил меня, заплатил другому человеку деньги за человеческое существо, и это само по себе должно быть неисправимо. Не должно иметь значения, что, когда кто-то прикасается ко мне нежно, с добротой, и это так приятно, что я хочу простить все, просто чтобы почувствовать это снова.
Прошло так много времени. Так давно я не испытывала счастья, или комфорта, или удовольствия. Я цеплялась за тот день в саду с Лиамом именно по этой причине, потому что это дало мне частичку счастья, проблеск женщины, которой я была раньше. А затем я потеряла это, так же быстро. Я не могу полагаться на Александра в этих вопросах. И все же…
Что, если он — это все, что у меня когда-либо будет? Что, если этот мужчина, который нежен со мной, даже если он странный и переменчивый, мужчина, который, кажется, не хочет причинить мне вреда, это все будущее, на которое я могу положиться? Я могла бы попытаться сбежать, но не в ближайшее время. Я физически не в состоянии попытаться уйти, и у меня нет ни денег, ни средств, чтобы достать билет куда-либо или даже прокормить себя, в стране, где я говорю на малой толике языка.
Дверь открывается, и мои глаза распахиваются, когда входит Александр со свежим подносом. На этот раз пахнет колбасой, и я вижу какое-то слоеное тесто с зеленью, обернутое вокруг ломтика мяса темного цвета, а также чашку чая и стакан воды. Александр ставит поднос мне на колени, садится на кровать у моих ног и многозначительно смотрит на меня.
— Тебе нужно поесть и набраться сил, малыш. Откуси кусочек. Это очень вкусно. Одно из моих любимых блюд, в кафе неподалеку отсюда. Возможно, я свожу тебя туда как-нибудь.
Он говорит это так небрежно, как будто это само собой разумеющееся, что он может пригласить меня в кафе, например, на свидание. Это звучит так нелепо, что мне хочется рассмеяться, но я не делаю этого. Я не хочу снова его злить, и, кроме того, у меня урчит в животе. Еда пахнет восхитительно, и я беру посуду, замечая, какая она тяжелая.
— Настоящее столовое серебро. — Александр замечает, как я взвешиваю его на ладони. — Ничего из того дешевого дерьма, к которому вы, американцы, привыкли. — Он ухмыляется, когда видит мое лицо. — Ничего против американцев, конечно, — добавляет он голосом, который предполагает, что он действительно имеет что-то против них.
— Все мои друзья американцы, — тихо говорю я, отрезая кусочек теста с начинкой из сосисок. — Они все милые люди.
— В некотором смысле, возможно. — Александр пожимает плечами. — Женщина вроде той итальянки на другой сцене, она была твоей подругой? Она скорее была продуктом традиций ее семьи, чем страны, в которой она жила. То же самое касается и тебя. Возможно, ты жила и ходила в школу в Америке, но часть тебя всегда будет русской. Так же, как и я, до мозга костей француз. Где бы я ни жил, “Да здравствует Франция” всегда будет глубоко в моей душе.