Из всех в мире именно ей я хочу сдержать свои клятвы больше, чем кому-либо другому.
До смерти.
Учитывая выражение лица Левина, когда мы начинаем спускаться, смерть, это последнее слово, о котором я хочу думать прямо сейчас.
— Ты выглядишь так, словно кто-то прошелся по твоей могиле. — Его лицо не сильно изменилось с тех пор, как мы сели в самолет, напряженное и мрачное. — Не фанат Токио? Или просто полета в целом?
Глаза Левина сужаются, он поджимает губы, глядя в окно.
— На самом деле, теперь, когда ты упомянул об этом, я никогда не был особым поклонником путешествий на самолете. Человек должен твердо стоять обеими ногами на земле.
— А, я не возражаю. — Я пожимаю плечами. — Кроме того, кто может поспорить с путешествиями в таком комфорте?
Левин приподнимает бровь, но просто отводит взгляд от окна, когда мы начинаем спускаться, выражение его лица все еще тяжелое.
— Дело не в этом, — говорит он наконец. — Что ты знаешь о Якудзе, Лиам?
Я хмурюсь.
— Не много. Я не уверен, что Короли когда-либо вели с ними дела.
— Никто из семьи на Восточном побережье не ведет с ними дела. Я знаю, что боссы Братвы все еще время от времени делают это в России. Но к ним нельзя относиться легкомысленно. — Левин хмурится. — Я никогда лично не встречался с Накамурой, но у него есть репутация.
— Разве не у всех нас?
Левин бросает на меня взгляд.
— Это ирландское легкомыслие здесь далеко тебя не заведет, — предостерегает он. — Накамура с такой же вероятностью отрежет тебе язык за дерзость, как и сочтет ее очаровательной.
Теперь моя очередь прищурить глаза.
— Королей, возможно, не так боятся, как Братву, и мы не так богаты, как мафия, Левин. Но и мы не стайка бабушек-вязальщиц. У нас своя репутация сторонников насилия…
Левин ухмыляется.
— О, я хорошо знаю, что происходит, когда вы получаете поддержку. Но Накамуре, вероятно, ты и твои близкие угрожаете не меньше, чем банда бродячих картофелеводов.
— Теперь это просто оскорбительно.
Левин пожимает плечами, его рот все еще подергивается, и я чувствую, как напряжение в воздухе немного спадает, хотя он все еще выглядит обеспокоенным.
— Как бы то ни было, Лиам, все, что я говорю, это то, что, как только мы доберемся до Токио и начнем наводить справки, важны осторожность и осмотрительность. Якудза яростно защищают свои территории. Их не очень волнует вмешательство извне, если только они не захотят сделать деловое предложение или заключить союз. Пароль синдиката откроет для нас множество дверей в Европе, но здесь, если его произнести не тому человеку, это может быть нож в спину так же легко, как протянутая рука, и в этой руке тоже может быть нож.
— Так ты говоришь, как будто у них нет чести?
— Вовсе нет. Честь якудзы для них превыше всего. Я говорю, что дракона не особенно волнует, считает ли его благородным овца. Только другие драконы.
Левин делает паузу, и я вижу, как что-то мелькает на его лице, какое-то воспоминание, которое омрачает выражение его лица, прежде чем снова исчезнуть.
— Семья Накамура, в частности, известна тем, что является одновременно самой богатой из семей якудза и самой жестокой. Если мы договоримся о встрече с Номурой Накамурой, действуй осторожно. Позволь мне говорить первому. Я, по крайней мере, раньше имел дело с якудзой, а никто из вас этого не делал.
Мысль о том, чтобы медлить, не использовать каждую возможность, чтобы ухватиться за любую зацепку, которая поможет нам найти Ану, раздражает меня. Но в то же время я прекрасно понимаю, что не смогу спасти ее, если буду мертв. И я, конечно, никогда не имел дела с якудзой. Я совершенно уверен, что никто из Королей никогда не имел. Я взял Левина с собой не просто так, и это именно то, что нужно.
Холодная голова на наших плечах продвинет нас в этом мире дальше, чем дымящийся пистолет в нашей руке. Слова эхом отдаются в моей голове из ниоткуда, и мне требуется мгновение, чтобы вспомнить, где я слышал их в последний раз. Конечно, не от моего отца.
Мгновение спустя я вспоминаю подслушанный в детстве разговор между моим дедом и отцом в коридоре, где я впервые увидел кровь на руках моего отца. Я не осознавал, что слова остались со мной, но они должны были остаться.
Мой отец не усвоил этот урок, но, возможно, я усвоил, даже если не осознавал этого так ясно. Я никогда не был человеком, склонным к вспыльчивому насилию, каким был мой отец или даже Коннор, у которого был вспыльчивый характер, несмотря на внешне спокойное поведение. Даже на боксерском ринге я стараюсь сохранять хладнокровие, оценивать своего противника, а не мгновенно набрасываться на него.