София выглядит призрачно-бледной, ее рука прижата к животу. Катерина выглядит ненамного лучше, ее руки сцеплены на коленях. Я знаю, что они думают о том же, о чем и я: как это могло случиться? Это был несчастный случай или что-то еще? Они живы? Ранены? Напуганы?
Я не могу представить себе страх оказаться в ловушке в горящем здании. От одной мысли об этом у меня мурашки бегут по коже, лед ползет по позвоночнику, когда я обхватываю себя руками, пытаясь не думать, не представлять себе все ужасные вещи, которые могли бы происходить прямо сейчас.
Склад Коннора старый. Он нуждается в ремонте и модернизации. Он не хотел делать с ним слишком много, поскольку он будет использоваться для хранения грузов только после того, как он сможет использовать главную штаб-квартиру Королей как свою собственную. Я даже не знаю, есть ли в нем действующие пожарные лестницы.
Мы в ловушке. Текст Найла преследует меня. Такое чувство, что поездка на склад занимает вечность, как будто каждый красный свет и скопление машин, это личная атака. Как будто все сговорились, чтобы удержать нас от наших мужей.
Я вижу дым еще до того, как мы туда добираемся.
— Почему они не позвали на помощь? — В отчаянии спрашивает София, и я свирепо смотрю на нее.
— Они не захотят разбираться с вопросами, которые могут возникнуть, если смогут избежать этого. Бизнес наших мужей не совсем на поверхности. — Я бросаю на нее взгляд, который ясно говорит, что это глупый вопрос, что она уже должна знать что-то подобное. — Полиция Бостона куплена, но это все равно доставляет больше хлопот, чем того стоит, если только нет другого выхода. И даже тогда они могут не добраться туда вовремя.
Рано или поздно экстренное реагирование все равно будет. Кто-нибудь увидит дым и пламя и позвонит. Вопрос только в том, выберутся они первыми или нет, приедут ли пожарные машины вовремя, а если не смогут, сгорят ли в огне все улики, которые копы могут использовать против Коннора, если захотят. Мой отец, вероятно, сможет уберечь Коннора от неприятностей, но у него пока нет защиты королей.
София отводит от меня взгляд, явно обиженная моим тоном, но мне все равно. Это был глупый вопрос, и мне все равно, знает ли она, что я так думаю. Меня не волнует ничего, кроме того, как добраться до склада.
Нас только трое, когда машина останавливается. Ни одна из других жен не знает, где это, а моя мать вряд ли собирается приезжать сюда, чтобы посмотреть, выбрался ли ее муж. Она будет ждать, пока я свяжусь с ней и узнаю, вернется ли домой ее муж. Между моими родителями нет особой любви, только узы семейного долга и радость моей матери от денег моего отца.
Между мной и Коннором тоже нет любви. Но если это правда, почему у меня такое чувство, что моя грудь вот-вот разорвется, когда мы выбираемся из машины в поисках наших людей, а из здания вырывается пламя? Я слышу тихий вскрик Софии, мой желудок болезненно сжимается, когда я представляю, какой ужас она могла увидеть, а затем я вижу большую группу перепачканных сажей мужчин, собравшихся подальше от здания, и облегчение, которое я испытываю, ощутимо.
Где Коннор? Отец? Найл? Я лихорадочно оглядываю толпу, когда София начинает бежать за Лукой, а Катерина быстро движется туда, где она видит Виктора. Я замечаю своего отца, сидящего на краю низкой стены с опущенной головой, и начинаю подходить к нему. Я не могу пойти к Найлу, который проверяет других мужчин, и я не вижу Коннора.
Звук бьющихся окон резко разворачивает мою голову, и я замечаю двух мужчин, спускающихся по пожарной лестнице. Огонь вырывается из окон повсюду вокруг них, и я издаю свой собственный крик страха, когда вижу, что это Лиам и Коннор, и в следующее мгновение вижу, как пожарная лестница отрывается от здания, а они оба цепляются за нее. Я прикрываю рот рукой, наблюдая, как они прыгают, застыв на месте на полпути к моему отцу. Я вижу, как они падают на тротуар, вижу, как Коннор переворачивается, а затем, когда он встает, у меня почти кружится голова от второй волны глубокого облегчения.
Он жив. Он в безопасности. Мне требуется вся моя сила, чтобы не броситься к нему. Я должна физически остановить себя, поднимаясь на цыпочки и стискивая зубы, потому что в этот момент, видя его потемневшие от сажи каштановые волосы на солнце и мускулистое тело, поднимающееся с бетона лицом к лицу с его братом, я ничего так не хочу, как перебежать улицу и броситься в его объятия. Он мог умереть. Я могла потерять его навсегда, и все остальное, все остальное меркнет в свете этого факта, и в свете знания, что он жив, и у нас больше шансов исправить это между нами. Возможно, вместе мы найдем что-то большее, чем заключенная сделка. Ровно до этой секунды я не осознавала, как сильно этого хочу, или не ощущала тяжесть знания так остро, как Коннор. Он даже не дал мне знать, что происходит. Он не потрудился предупредить меня. Не потрудился попрощаться на случай, если у них ничего не получится.