– О Боги, мама! – испуганно прошептала принцесса. – А что ты все это время ела?
– Убитыми героями я не питалась, – покачала головой королева. – Дракон приносил мне дичь. Пришлось научиться готовить. Недалеко от пещеры я нашла какую‑то зелень и ягоды. А в остальном… когда дракон меня отпустил, больше всего на свете мне хотелось ограбить хлебную лавку. Крестьянин, который накормил меня хлебом, спас не только мою жизнь. Свою тоже. Боюсь, я превратилась бы в дракона, если бы он мне отказал. Ну? Как тебе история?
Принцесса молча покачала головой.
– Поверить не могу, – промолвила она. – Мам, а почему… почему я об этом никогда ничего не слышала?
– А я никому, кроме своих родителей, об этом и не рассказывала, – ответила королева. – Мужу еще. И то – не сразу. Королеве, видишь ли, не подобает шляться в полуголом виде по драконьим пещерам, изучая основы воинского искусства. Королева должна служить примером добродетели, внушать подданным уважение и трепет. Все это, конечно, старая и глупая игра, но кто‑то должен в нее играть, чтоб государство стояло как следует. И раз уж я полюбила принца, было бы нечестно не разделить с ним все тяготы этой старой как мир забавы. Младшей дочери провинциального герцога повезло стать королевой, но кое‑что при этом отнялось у нее навсегда. Тебе в этом смысле куда проще будет. Эти ваши телескопы сейчас в такой моде, что никто и не удивится, что ты, даже когда выйдешь замуж, продолжишь свои научные изыскания.
– Ну да, – вздохнула принцесса. – Знаешь, мам… на фоне того, о чем ты только что рассказала, мне мои собственные переживания такими мелкими кажутся. Наверное, мне уже не страшно будет о них рассказывать. Там и рассказывать‑то, в сущности, не о чем, если уж совсем честно… разве что о переживаниях. Но когда кто‑то один переживает невесть что в своей собственной голове, а с другим и в самом деле что‑то такое случается, это все‑таки не одно и то же.
– А тебе и не было страшно, – возразила королева. – Это не страх. Это другое. Просто иногда кажется, что все вокруг нормальные – и только ты одна какая‑то сумасшедшая, неправильная, не такая… а если с тобой еще и происходит нечто неправильное, то и вовсе непонятно, как рассказать об этом. Ведь с остальными‑то, нормальными, этого не происходит, верно?
– Верно, – с облегчением кивнула принцесса.
– Ну, а теперь ты знаешь, что ты не одна такая, – сказала королева.
– Да.
– Ну так начинай, – предложила королева. – А на закуску я расскажу тебе о том, как познакомилась с твоим отцом и стала женой принца, а потом и короля.
– А это такая же невероятная история? – спросила принцесса.
– Вовсе не такая же, – покачала головой королева. – Это совсем другая невероятная история. Это не история о несчастной самонадеянной дурочке, которая лезла не в свое дело и получила по первое число… счастье, что жива осталась. Это история о прекрасном принце, который явился вовремя. Как в сказке. Но… сначала ты, ладно?
– Ладно, – кивнула принцесса Лорна, чувствуя себя немного виноватой. «Надо же было создать себе проблему из таких мелочей! Ведь если здраво рассудить, там и рассказывать‑то нечего!» – Наверное, со мной вообще ничего не случилось, – начала она. – Ничего такого, из‑за чего стоило бы переживать. То есть мне‑то казалось по‑другому, но после всего, что ты рассказала, я вижу, что мои приключения никакого сравнения с твоей историей не выдерживают. То есть это и вовсе не приключения, как я теперь понимаю. Все началось с того, что принц Феррен предложил мне посетить его новую астрономическую башню, хвастался тамошней прозрачностью воздуха и какой‑то особенной отстройкой телескопа, кажется… Я сдуру согласилась. Впрочем, не думаю, что это мое согласие имело какое‑либо значение. Мне кажется, если бы я отказалась, он бы все равно сделал то, что сделал.
Принцесса покачала головой.
– И ведь я тогда и подумать не могла, что он куда‑то приглашает меня немедленно! Я полагала, что он зовет меня посетить его новую башню, когда я опять приеду в Вирдис. Поэтому я и сказала, что согласна. В конце концов, почему бы и нет? А он схватил меня за руку и активировал тот самый амулет, который вы все так пытались у меня потом отобрать. Амулет сработал, и мы в единый миг оказались у него на башне. Честно говоря, на какой‑то миг я испугалась. Но принц Феррен тотчас заверил меня, что мы ненадолго. Вот только на звезды немного посмотрим и тут же вернемся…
Принцесса растерянно посмотрела на мать, и та ответила ей подбадривающим кивком.
– Не знаю. Я привыкла доверять людям с научным складом ума, – сказала принцесса. – Мне всегда казалось, что ложь – это какая‑то ошибка, а раз в точных дисциплинах нет ошибок, значит, не должно быть и лжи. Я ни на мгновение не усомнилась в словах принца Феррена. Я просто решила тогда, что свойственная многим лучшим научным умам горячность побудила его совершить этот… скажем так, несколько не согласующийся с правилами хорошего тона поступок. Он ведь всего лишь хотел показать мне звезды! Раз его башня и впрямь находится в таком чудесном месте, как же не поделиться своей радостью и гордостью! Именно так я и подумала. И, как дура, уткнулась в телескоп. После чего была схвачена за волосы и оказалась в объятьях этого «ученого».
Принцесса горестно скривилась.
– Я все еще ничего не понимала. Мне казалось, что он сошел с ума. Он и впрямь выглядел как‑то странно. Но когда он меня поцеловал… а потом начал шарить руками по моему телу… это было ужасно! Отвратительно! Мне было так стыдно! Так обидно и за себя, и за него! За себя, что я такая дура, а за него… за него, что он не тот, кем казался. Я ведь его посчитала чуть ли не образцом молодого ученого. Думала, быть может, профессор Шарнай в молодости был вот таким. Гордилась, что поспособствовала его первым шагам в науке. Раз у меня, как у наследницы престола, мало шансов стать ученым, так я хоть такой вклад в науку после себя оставлю. Я ведь, наверное, почти влюбилась в него! Если б он не поступил со мной так… заманил, подкараулил… Он… понимаешь, он наслаждался не тем, что целует меня… не поцелуем… а моей беспомощностью, моим ошеломлением, моим смятением и страхом… ему нравилось то, что он поймал меня, что я вся в его власти и он может сделать со мной все, что захочет! Тогда я вдруг поняла, что настоящий ученый не может, не должен быть таким! Потому что наука слишком опасное оружие, чтобы доверять его мерзавцам! И тогда я вцепилась зубами в его губу. Не знаю, как это пришло мне в голову, не думаю, что в этот момент я очень уж хорошо соображала. У меня не было сил вырваться, мне было плохо, страшно и очень противно! Я вцепилась в его губу изо всех сил, и ему стало больно. Он испугался. Я хорошо почувствовала это. Его объятия перестали быть объятиями хищника. Он вздрогнул и замер. Я чувствовала, как ему больно и страшно. Он отпустил меня. Но… теперь уже я не могла его отпустить! Челюсти не разжимались. А кроме того, я сообразила, что стоит мне отпустить его, как он опять меня схватит. И уже не сделает прежней ошибки. Поэтому я держала его зубами за губу, пытаясь нашарить шпагу, висевшую у него на поясе. В эти минуты он сделался мне мерзок. Сама не понимаю, как меня не вытошнило. Впрочем, может, это сейчас мне кажется, что меня тошнило. А тогда – не помню. Я какая‑то оцепенелая была. Или сумасшедшая. Горечь предательства, не меня даже… науки! И эта отвратительная трусость… То, что он попытался сделать, было отвратительно, а то, что он трусливо остановился, едва ему стало больно, было почему‑то еще отвратительнее. Наконец я на ощупь нашла его шпагу, вытащила ее и выплюнула его губу… ужасное ощущение… он что‑то говорил, я не поняла, не запомнила – что… и что ответила – тоже не помню… я бросилась прочь, по лестнице вниз… там сидели какие‑то типы. Еще более отвратительные, чем те, которых он к нам с собой привез. Я размахивала шпагой, как сумасшедшая, что‑то орала и как‑то прорвалась наружу. И поняла, что вокруг ночь. И лес. И что если я в этот лес убегу, то просто‑напросто потеряюсь. А ведь я даже не знаю, где эта его башня находится. Не в Ирлассене, как он сам выразился, это ведь где угодно может быть. И тогда я решила спрятаться рядом с башней и подождать. У меня была надежда, что они отправятся меня искать и я смогу проскользнуть обратно в башню. Я помнила, что принц Феррен снял свой колдовской амулет, прежде чем на меня наброситься. Он так картинно бросил его на книгу профессора Шарная. Я, может, потому и запомнила, что подумала о своей, точно такой же книге. Я надеялась, что этот амулет перенесет меня обратно домой. Надеялась и ждала, когда они отправятся меня искать. Они и в самом деле выскочили из башни. Орали, ругались. Зажгли факелы, вскочили на коней и поехали обшаривать лес. Как только они хоть немного удалились, я проскользнула в башню, заперла дверь и побежала наверх. Было очень страшно, все думала – вдруг кто‑то остался. Я не знала, смогу ли убить его, если понадобится. Впрочем, другого выхода у меня все равно не было, а шпага Феррена все еще была при мне. На мое счастье, внутри никого не было. И я добралась до амулета. И уже обрадовалась было, но тут же обнаружила, что он не работает. То есть работает, но не хочет меня никуда переносить. Он же не на меня был настроен! Эти, которые с принцем Ферреном, быстро поняли, что к чему, вернулись и принялись ломать наружную дверь. А у меня ничего не выходило с амулетом. Совсем не выходило. Я давила на все камешки подряд, на разные лады повторяя приказ, а сама думала, что лучше сделать, если они ворвутся, – спрыгнуть с вершины башни или смириться и открыть дверь? Я так и не знаю, что бы сделала, если бы у меня не получилось с этим проклятым амулетом. Умирать не хотелось, но еще страшней было думать, что потом, быть может, и захочется умереть, но уже не позволят. Они уже сломали дверь, я слышала топот вверх по лестнице. В отчаянье я бросила амулет на пол и принялась его топтать, выкрикивая невесть что. Последнее, что я видела, – перекошенное от ужаса лицо принца Феррена. Потом… потом все пропало на миг. А в следующий миг я уже стояла на вершине холма. И это было совсем другое место. Никакого Феррена с его подонками! Была ночь. Выли волки. Я внезапно поняла, что кошмар вовсе не закончился. Что он только лишь разворачивается. По крайней мере, Феррен и его бандиты не стали бы меня есть. Волки направлялись ко мне. Когда я это поняла, то побежала прочь. Башмачки развалились, и пришлось бежать босиком. Ужасно больно. Наверное, больнее всего, что со мной когда‑то случалось. Я бежала, а волки догоняли. Было очень страшно. Не мерзко, но все равно страшно. И ужасно обидно, что вот я вроде бы спаслась. Чудом ведь! А все равно все так плохо кончилось. И ужасно глупо. У меня уже не было сил держаться, поэтому я ревела. Когда я поняла, что догнали, – развернулась, чтобы встретить смерть лицом к лицу, как и положено наследнице теарнского престола. И все равно ревела, хоть и понимала, что должна взять себя в руки. Я очень старалась, но у меня не получалось. Когда раздались выстрелы, я сперва даже не очень поняла, что это. А когда поняла… нет, не могу сказать, что я очень обрадовалась. У меня сил радоваться не было. И когда из темноты появился не кто‑нибудь, а принц Ильтар, я даже не очень поняла, что это же самое настоящее чудо, что это как в сказке какой… Он что‑то спрашивал, я что‑то невпопад отвечала… какие‑то глупости… я просто не в себе была. В себя я пришла, когда он взял меня на руки и понес. Вот тогда я поняла, что все это время безостановочно куда‑то бежала, даже когда волков уже не было, когда мы просто стояли и разговаривали – бежала. На самом деле я начала этот бег, когда вдруг оказалась на чужой башне, во власти принца Феррена, а остановиться сумела только тогда, когда Ильтар взял меня на руки и понес. Я еще тогда подумала, как это странно, по идее после того, что случилось, я должна была шарахнуться от чужого мужчины, который поднял меня на руки и несет куда‑то. Но Ильтар не показался чужим. Было что‑то… какое‑то доверие… А потом был костер. И печеная картошка. И… да, башмачки. Он столько всего рассказал мне о звездах!