– Или еще кого – нибудь, – буркнул принц.
– Верно. Но граф Лэрис показался самой удобной жертвой. Кое – кто видел, как он ссорился с королем. Слухи все равно просочились бы. А так все решалось одним махом. Кроме того, его можно было обвинить в гибели его роты.
– Неужели все поверили?
– Не все. С теми, кто не поверил, побеседовала секретная служба. Они умеют быть убедительными, если надо.
– И вы просто вот так взяли и обвинили его?! – возмущенно вскричал принц.
– Не «просто вот так», – покачал головой король. – Я пришел к нему. И договорился.
– Договорился? О чем ты мог с ним договариваться?!
– О том, что мы обвиним его и приговорим к смертной казни, а он сбежит, признавая тем самым эти обвинения.
– Неужели он согласился?! С такой мерзостью?!
– Не сразу. Далеко не сразу. Мне пришлось долго упрашивать.
– Понять не могу, почему он вообще согласился?
– Потому что я был прав, – ответил король. – Или, по – твоему, я должен был объявить воинам, что они сражались и умирали за короля – труса?! Опозорить, перемазать грязью всю их отвагу и доблесть? Отнять у них самоотверженность и честь? Отнять у них победу?!
Комнату затопило молчание.
– Граф Лэрис понял это, – наконец нарушил тишину его величество. – Он сбежал и стал сержантом Вергеном.
И вновь тишина. Молчит король, заново переживая прошлое. Вновь утопая в безнадежности и несправедливости единственно возможного решения.
Единственного? А ты не ошибся, король?
«Ошибся, конечно. Можно было без этого обойтись. Просто… я еще не знал, как правильно. Никто не сказал мне этого. От меня потребовалось решить, и я решил… как смог».
– Впрочем, это не самое интересное во всей этой паршивой истории, – продолжил его величество. – Куда интереснее другое. Как я вообще уговорил графа Лэриса жить. Если ты помнишь, ему совершенно этого не хотелось.
– Мне бы тоже, наверное…
– Я попросил его… если опять случится война, встать рядом со мной. У моего левого плеча. И если ему только покажется, что я трушу или просто принимаю неверное решение… приказать мне. И я поступлю так, как он прикажет.
– Именно за этим он сюда и явился?
– Именно за этим.
– И… если он прикажет?
– Исполню все в точности и не прекословя.
– Понятно, – вздохнул принц и жалобно посмотрел на отца. – Лучше бы ты…
– Что? – спросил король Илген.
– Никогда мне этого не рассказывал.
«Лучше бы я никогда ничего этого не делал!» – мелькнуло у короля.
– Если бы тебе не предстояло однажды занять мое место, я бы и не стал, – вздохнул он. – Думаешь, легко признаваться в слабости, глупости и подлости? Если б я смог настоять на своем и заставить брата отдать приказ… Если б я догадался сам наорать на него… может, ничего этого и вовсе бы не было. И граф Лэрис был бы сейчас генералом Лэрисом, а не сержантом Вергеном. А если б я получше соображал, может, мне и не пришлось бы просить графа Лэриса о том, о чем я его попросил. Но я просто не сумел придумать ничего другого. А может, в глубине души все еще ненавидел графа Лариса, считая, что это он виноват в смерти моего брата.
– Не так легко… узнавать подобные вещи, – промолвил принц.
– Я не ради себя все это делал… и не ради брата… – устало сказал король.
– Так можно оправдать что угодно.
– Можно. Так оно обычно и делается. Я поступил, как все. Просто потому, что не нашел другого способа.
– Мама… ты считаешь, что отец прав? – негромко спросил принц.
– Знаешь, – откликнулась королева Кериан, все это время молчавшая, – бывают такие ситуации, когда лучше что – то сделать плохо, чем не сделать ничего. Думаю, это была одна из них. Не будь твой отец королем, ему не пришлось бы поступаться совестью. А так… от короля всегда требуется решение. Даже если он не знает, как поступить. Даже если он не видит верного пути. И никого не интересует, во что это ему обойдется.
– А во что это обойдется остальным? – хмуро спросил принц.
– Правильно, – кивнул король Илген. – Остальным это обходится, как правило, еще дороже. Но кто – то все равно должен решать.
– Но все равно… это…
– Есть ошибки, которые делаешь в двадцать и осуждаешь в сорок, – тихо сказала королева. – Но только потому, что когда – то сделал их в двадцать, а потом всю свою жизнь нес за них ответственность. Да, ты возмущен, хотя тебе не только не сорок, но даже и не двадцать. Но это потому, что твой отец не забыл ни своих ошибок, ни то, что это было ошибками. И тебя воспитал уже с учетом этого. И ты уже сейчас понимаешь то, чего твой отец не понимал тогда, будучи куда старше. Так что скажи спасибо и отцу, и сержанту Вергену. Тебе тоже есть за что его благодарить. Без него ни твой отец не стал бы таким, какой он есть, ни ты.
– Я должен подумать обо всем этом… – тяжко вздохнул принц.
– Сказка получилась совсем не веселая, – развел руками его величество.
– Ты предупреждал. – Королева с участием посмотрела на мужа.
– Теперь я понимаю… почему ты должен, – промолвил Ильтар. – Но сержант Верген… за все это время ни разу… я ведь даже ничего не слышал о нем! Ох, я совсем запутался… понятно, почему этого нет в истории! Такого никакая история не выдержит!
– Сержант Верген благородный человек, – сказал король. – Нет, не то. Сержант Верген – святой. А ты… В отличие от меня ты пока не связан клятвой. И на тебе нет вины. Но все же… я надеюсь, что и ты станешь прислушиваться к сержанту Вергену и его ученику Карвену.
– А что, если… – Принц запнулся, но все же продолжил: – А что, если сержант Верген потребует чего – то плохого? Опасного для государства, подлого… или просто неправильного? Ты и тогда согласишься?
– Сержант Верген никогда не сделает этого, – твердо ответил король.
– Я понимаю. Да. Ну а все – таки… Если…
– Тогда я просто – напросто убью оборотня, прокравшегося в его шкуру, – спокойно ответил король. – Хвала Богам и твоей маме, у меня теперь есть хороший пистолет. В самый раз на оборотня. Надеюсь, что и сержант ответит мне той же любезностью. Оборотней и чудовищ ни в коем случае нельзя допускать к управлению государством. Ты понял меня, Ильтар?
– Понял, – вздохнул принц.
***
Лунный свет бередил душу. Ветер монотонно шелестел листьями, и что – то шептала река. Маршал Эрдан не мог уснуть. Тягостная неопределенность мучила его. Хуже смутного сна, зубной боли и плохих стихов… Чудилось ему, что делает он что – то неправильное. Вот только никак не удавалось понять, что именно.
Он знал, что сможет победить. Знал со всей несомненностью.
Если бы тогда, в той роковой битве, ему выпала судьба не отступление возглавить, не остатки безнадежно разбитой армии, а ее же, только полноценную… Если бы именно он с самого начала руководил сражением… Или хотя бы гвардией. Гвардией, бесцельно брошенной на отбитие батареи, которая уже потеряла к тому моменту свое значение… Если бы у него была по крайней мере та рота, что полегла на проклятой батарее, сцепившись с ирнийскими гвардейцами! Ему бы хватило той роты, чтобы вырвать победу. Или хотя бы остановить разгром.