В Риме был обычай: императору говорили хвалебные речи, в которых возвеличивали его до божества. Историк Иван Ильин утверждает, что в действительности это была не лесть, а проповедь, как бы указание монарху на то, каким он должен и призван быть, — и император всегда слушал эти речи стоя. Замечательно, продолжает историк, что, если царь начинал воображать, что он и в самом деле Бог, а подданные или тупо верили в это, или льстиво уверяли его в этом, начиналось вырождение монархического правосознания, вырождение монархии. Подданные не могут доверять царю, у которого началось разложение личности и государственной воли. Философ Александр фон Бреннер писал, что власть стремится «себя перерасти» и тоскует по теократии. Философ имел в виду, что у многих народов правитель считался «наместником Бога на земле», да и сами императоры объявляли себя богами. Но еврейские цари никогда не осмеливались приписывать себе божественные свойства.
К тому времени, когда Ирод пришел к власти, Иерусалим стал духовной столицей и историческим символом еврейского народа, сюда стекались паломники, искавшие мудрости. Иерусалимские стены давали чувство безопасности его жителям. Здесь было сосредоточено большинство духовных академий, жили выдающиеся представители дома мудреца Гиллеля. С духовными лидерами народа Ироду приходилось считаться.
Среди религиозной аристократии происходили непримиримые распри. Саддукеев и фарисеев правильнее было бы назвать правовыми школами в рамках общего учения. Саддукеи настаивали на твердом соблюдении традиций, фарисеи считались с изменениями в мире. Но и те и другие презирали простолюдинов, от евреев диаспоры они ждали только денег на содержание Храма, а до их судьбы и тем и другим никакого дела не было.
Движение фарисеев возникло как партия, выступавшая против осуществлявшегося Хасмонеями слияния царской власти с властью первосвященника. Они считали, что Господь на горе Синай передал Моисею не только писаный Закон Торы, но и Закон неписаный, известный как «предания старины», или «предания старцев», — Устную Тору. Закон этот исходил из божественных уст и должен храниться и передаваться будущим поколениям. Они хотели превратить религию в источник радости. Наиболее видные фарисеи Гиллель и Шаммай призывали смириться с тем, что уже произошло: любите труд, сторонитесь начальства и не имейте дел с правящей властью — по таким принципам советовали жить фарисейские мудрецы. Ирод — наказание, ниспосланное небом, Божья кара, которую надо терпеть. Такая кара ожидалась и раньше. Иными словами, фарисеи, призывая устраниться от общественной жизни, пропагандировали устранение от выбора вообще. Во всяком случае, Ирода устраивали эти рассуждения.
Было еще одно направление — ессеи, к которым Ирод благоволил. Ессеи обитали в пустыне и верили в полный детерминизм и предопределенность, отрицая свободу выбора. Они ожидали конца света и вели аскетический образ жизни. У них был неизменный обычай воздерживаться от неповиновения политической власти, потому что любая власть — от Бога.
Впрочем, само существование ессеев сегодня ставится под сомнение. Например, израильский историк Рахель Элиор в качестве аргументов приводит следующее: древний историк Филон говорит о вымышленном сообществе, потому что он не упоминает ни одного имени или исторического свидетельства, а Плиний к этому вымыслу добавил немного конкретики — братство ессеев обитает на берегу Мертвого моря. Флавий подхватил этот вымысел и рассказал о ессеях как о реально существующей секте. В иврите нет слова «ессеи», о них нет упоминаний в древней ивритской и арамейской литературе, тогда как в секте должно было бы быть к тому времени несколько тысяч человек. Вокруг ессеев при Ироде существовало много явных вымыслов. Американский ученый Голб высказывает мнение, что свитки Мертвого моря не имели отношения к ессеям, а были вывезены из библиотеки Иерусалимского Храма и спрятаны. Действительно, в свитках встречаются тексты, отражающие различные течения и подходы в иудаизме, это литература не одной секты, а иудаизма времен Второго Храма в целом. Однако рукописи все-таки содержат некое внутреннее единство. Предполагается также, что Кумран был не монастырем, а крепостью, поместьем или местом ночлега прислуги из Хасмонейского дворца в Иерихоне.
Пострадала от Ирода секта саддукеев, в которую входили влиятельные священники, контролировавшие Храм. Считая себя единственными законными толкователями Священного Писания, они верили, что храмовые обряды важнее любой ученой казуистики вокруг Закона, но их учение было сухо и рационально. Они были ярыми националистами и не допускали мысли, чтобы иноземец стал царем иудейской нации. Их влияние покоилось исключительно на наследственной власти духовной аристократии, которую Ирод и подрубил. Саддукеи издавна ненавидели отца Ирода Антипатра, но не за его доброе отношение к гоям, а как идумея, посягавшего на какое-то влияние. Точно так же они относились и к его сыну.
Семейная крепость рухнула
Новшества Ирода ввели иудеев в замешательство. Они еще надеялись, что первосвященник будет назначен из рода Хасмонеев. Гиркан был отпущен из парфянского плена и вернулся на родину по приглашению Ирода. Старик был не опасен: с изуродованными ушами он не мог претендовать на пост первосвященника. Наиболее вероятным претендентом на эту должность был брат жены Ирода Аристобул III, внук Гиркана. Ему было всего 16 лет. Религиозные авторитеты придерживались мнения, что священнослужитель не может отправлять службу до достижения 20 лет. У Ирода была своя кандидатура из рода Садока, идущего прямо от Аарона.
Ирод не собирался рассматривать всерьез кандидатуру брата своей жены. У его тещи Александры II это вызывало возмущение. Она всю жизнь помыкала покладистым Гирканом, а тут, что называется, нашла коса на камень. Не слишком понимая, с кем тягается, она пошла на противостояние с Иродом. Для нее невинный, ни в чем не разбирающийся сын служил лишь средством для удовлетворения амбиций. Мальчик доверял матери и не подозревал, что она вступила в игру, где ставка — его жизнь. Александра была в дружбе с Клеопатрой и обратилась к ней за поддержкой, уговаривая надавить на патрона Ирода — Антония. Чтобы как-то успокоить страсти, Антоний послал своего дипломата к Ироду, они обсудили ситуацию, Ирод все взвесил и понял, что придется уступить пост первосвященника Аристобулу.
Ирод сделал неприятное открытие: в его доме рядом с ним живет враг, причем такой, который способен на тонкие интриги. Его дом перестал быть для него крепостью. В правящих семействах всегда процветали интриги, но он надеялся, что в его доме этого нет. Предательство родственников стало серьезным ударом для Ирода. Он понял, что совершенно одинок. Александра — не просто вздорная женщина, а противник, за спиной которого стоят серьезные силы. Если сейчас ее сын получит пост первосвященника, то она не остановится и будет делать все, чтобы свергнуть Ирода. Он велел ей никуда не выходить из дворца, приставил к ней наблюдателей. Как пишет Иосиф Флавий: «Все это постепенно приводило ее в ярость и еще больше возбуждало ненависть, ибо женской спесью она обладала в достатке и ее до глубины души возмущали эта слежка и подозрительность».
Александра не собиралась терпеть слежку. Она снова обратилась к Клеопатре, изливая горькие жалобы на свою судьбу и умоляя о помощи. Клеопатра посоветовала бежать вместе с сыном к ней в Египет. Но заговор раскрылся. Чтобы не раздражать Клеопатру, которая снова начнет дергать за ниточки Антония, Ирод не применил к Александре никаких санкций. Зато он утвердился в мысли, что надо избавиться и от Аристобу-ла, и от Александры. Как пишет Иосиф Флавий, иудеи в 36 году до н. э. праздновали Суккот, и «облаченный в священнические одеяния семнадцатилетний Аристобул, взошедший на алтарь для принесения подобающих случаю жертвоприношений, был прекрасен, ростом выше своих сверстников, словом, вся внешность его свидетельствовала о благородном происхождении. Люди стихийно потянулись к нему, вспоминая при этом о добрых деяниях его деда — Аристобула. Они постепенно обнаруживали чувства одновременно радости и боли, выкрикивая в его адрес добрые пожелания, смешанные с молитвами, так что любовь толпы становилась очевидной, а выражение чувств, учитывая наличие царя, слишком импульсивным».