В неиудейских частях своей территории Ирод считал себя совсем свободным от иудейских условностей, позволив, например, воздвигнуть свою статую перед самым настоящим языческим храмом Зевса (Баалшамин) в Сиа на северо-востоке. Но что ему справедливо ставили в вину, так это проявлявшееся во всем предпочтение грекам, а не иудеям. Другая причина для беспокойства — это, должно быть, наводнение иудейской части территории ордами чужеземных переселенцев. Конечно, в отличие от вождей, насаждавших эллинизм в предыдущем столетии, Ирод не пытался силой навязывать эллинизм евреям, проживающим на иудейских землях. Тем не менее, как только смерть избавила иудеев от его тяжелой руки, вся подспудная ненависть к иноземцам выплеснулась конкретно на греков.
Суд Ирода по всем правовым терминам и по своей градации был греческим. Как и во всяком эллинском суде, в нем присутствовали его «родственники», люди, которые воспитывались вместе с его детьми (Syntrophoi), и четыре ранга «друзей», входивших в состав его главных советников. Его главный министр тоже носил греческий титул «управляющего делами царства», в котором сочеталась терминология греков и селевкидов и предполагалось особое касательство к финансам. На протяжении большей части царствования Ирода эту должность занимал некто Птолемей. Достойно сожаления, что древние историки в погоне за драматическими событиями уделяли мало внимания лицам, занимавшимся серьезным делом, поэтому Птолемей остается довольно туманной личностью. Правда, известно, что Ирод даровал ему плантацию в Ароус (Арис), в горах, в 20 милях к югу от Себасты, так как до нас дошли сведения, что после смерти царя она была разграблена арабами. Известно также, что в той критической обстановке Птолемей был одним из тех, кто заявил о своей верности избранному Иродом царю.
По имени Птолемея нельзя судить, был ли он греком или иудеем. Но совершенно ясно, что в суде Ирода находились греки и эллинизированные уроженцы Востока. Упоминаются имена преподавателя риторики Иренея, а также Андромаха и Гемеллы (последний, возможно, римлянин), обучавших царских сыновей. Но самой выдающейся фигурой в его окружении был Николай Дамасский, грек или эллинизированный сириец, одаренный и прославленный литератор, второй сын двух состоятельных и занимавших видное место жителей своего города; отец занимал много важных постов и выполнял многочисленные дипломатические поручения. Так получилось, что мы больше знаем о его внешности, нежели о внешности самого Ирода, ибо, как пишут, Николай был высок ростом, худ и отличался не в меру багровым лицом. До нас дошли лишь отрывки его сочинений. Может быть, он не был литературным гением, но во всяком случае обладал разносторонними знаниями и несомненно талантом, так что, уцелей его труды, они стояли бы выше многих дошедших до нас трудов других авторов. Кроме музыкальных произведений, он писал трагедии и комедии, философские и антропологические очерки, написал автобиографию, биографию Августа и всемирную историю. Последняя представляет особый интерес, потому что была главным источником для работ Иосифа об этом периоде (см, главу 19).
Николай был секретарем Ирода в самом высоком смысле этого слова, его постоянным собеседником, которого царь ставил выше всех остальных друзей (его брат входил в тот же круг друзей). Нет никакого сомнения, что именно в честь Николая Ирод подарил его родному городу — Дамаску — новый гимнасий и театр.
Николай пришел к Ироду с неожиданной стороны — до этого он учил детей Клеопатры и Антония. После смерти его прежних хозяев он в возрасте 34 лет перешел на службу к Ироду, с которым, как видно, уже был знаком в течение десяти лет. Однако влияние Николая достигло вершины лишь примерно к 20 году до н.э. когда Ирод попросил его давать ему уроки греческой философии и риторики. Сам царь практически не получил законченного образования. В детстве он посещал начальную школу, в десять лет его отослали для безопасности к арабскому двору. В детстве ему, должно быть, пришлось стать свидетелем многих ужасных событий, но в то же время он приобрел космополитические культурные пристрастия; несмотря на отрывочное образование, он, хотя и неосознанно, испытывал сильную тягу к эллинизму. Особый смысл приобретает посвящение ему Николаем своего труда об иноземных обычаях, ибо как советник он наверняка поощрял и формировал это увлечение.
В зрелые годы и позднее Николай сопровождал Ирода в его поездках, и тот поручал ему возглавлять трудные переговоры. Его положение в огромной мере упрочилось также благодаря тому, что он не только нравился Ироду, но и пользовался расположением самого Августа. Император познакомился с ним после битвы при Акции, скорее всего на Родосе, и ученый произвел на него впечатление. Он называл Николая своим товарищем — обращение, по существу приравнивавшееся к титулу, — и высоко ставил его в ряду друзей; очень высокая и красивая финиковая пальма, подаренная Николаем Августу в Риме, так и называлась «Николаевой пальмой». Более того, Николай пользовался влиянием и у замещавшего Августа Марка Агриппы, к которому он позднее обратился от имени попавшего в беду маленького городка Илион (Троя), где чуть не утонула жена Агриппы. Николай также успешно защищал перед Агриппой иудеев Малой Азии (см, главу 12), хотя сам и не был иудеем.
Николай придерживался великой традиции мыслящих в мировых масштабах греческих эрудитов и философов. Тем не менее, несмотря на свои связи с сильными римского мира, он мало бывал в столице. Более того, когда ему приходилось там бывать, он навлекал на себя критику из-за общения с простолюдинами, даже с рабами, вместо того чтобы составлять компанию аристократам. Он с удовольствием воспринимал такие обвинения; он был очень добрым, благожелательным человеком, и благодаря взаимодополняющим качествам они с Иродом, должно быть, представляли довольно любопытную пару. Николая также осуждали за то, что он не копил огромных богатств, даримых ему царем, а растрачивал их; говорили также, что его слава при дворе Ирода была незаслуженной. Чтобы утверждать такое, завистников более чем хватало. Однако и у нас есть причины для недовольства. Он был сверх меры верноподданным, и вследствие этого наши сведения о царстве соответственно дошли в искаженном виде. Иосиф местами излишне неблагожелателен к Ироду, а местами слишком благосклонен: в последнем случае его источником почти всегда служат труды Николая.
Как и главный министр Птолемей, он состоял в новом царском совете, который Ирод обычно созывал, когда требовалось услышать мнение его членов. Старый иудейский государственный совет, более половины членов которого были казнены в 37 году до н.э. для таких целей не созывался, а сохранялся только для рассмотрения религиозных обычаев. Вместо него Ирод держал, то ли официально, то ли иначе, этот новый совет из друзей и родственников, тем самым следуя обычаю других эллинистических монархов, да и, по существу, самого Августа. Если Ироду требовалась поддержка судебного приговора, такого, как приговоры о казни Гиркана или Мариамны, это был орган, мнения или одобрения которого Ирод добивался.
Кроме всегда присутствовавших главных советников, остальной состав совета не отличался постоянством. Например, когда провозглашалось что-то очень важное или когда раскрывалась опасная попытка подстрекательства к мятежу, чтобы создать видимость широкого представительства, привлекалось дополнительное количество знатных людей.
Глава 8
ЩЕДРОСТЬ И ПЫШНОСТЬ
Политика, которую с помощью этих советников проводил Ирод, была смесью аристократизма, неукоснительной суровости и великодушной щедрости.
Подобно многим абсолютным властителям, он был убежденным сторонником прямого апеллирования «к народу». По важным случаям, вроде его торжественных возвращений после встреч с римскими вождями, чтобы приветствовать его, часто устраивали бурные народные встречи, которые не имели никакой конституционной значимости или силы, а просто собирались, не без подражания грекам, чтобы выслушать и одобрить волю правителя.
Подобным же образом лиц, виновных в участии в мятеже, включая и членов семьи Ирода, вытаскивали на враждебно настроенные народные судилища, не раз угрожали им расправой, до того как соизволит вмешаться царь. Иногда эти толпы разъяренных людей, как и другие подобные сборища, собирались чисто стихийно, но временами это были заседания официальных царских судов. Ибо Ирод, как до него Хасмонеи, конечно же создавал собственные суды. Иудейское представление, что царь не правомочен выступать в качестве судьи, начисто отвергалось, ибо отправление правосудия, как и законодательная деятельность, полностью находилось в его руках.