***
Вечером он привычно позвонил. Опять невыносимо нежен. Не выдержав, отстрелявшись от него несколькими сухими «да-нет», бросаю трубку. На этот раз перезванивает сразу.
- Да, забыл тебе сказать, через месяц уезжаю в Германию.
- Навсегда?
- Пока на учебу, а там - посмотрим.
- Это надолго?
- Не переживай. Через год вернусь. Нужно документы оформлять.
За моим окном, будто растревоженная ссадина зудит-ноет Воронцовский маяк. Где-то среди (черных на сером фоне неба ) хлопьев снега бродит по городу Безликая. Я включаю электрический камин и расстилаю на полу одеяло.
Все как обычно: сестра приходит утешить меня. Но сегодня она тоже не хочет показывать свое лицо. А я думаю: как странно - всего лишь электрический импульс, маленькая искорка в моем мозгу порождает образы. Материальное и идеальное, данность и воображаемое идут бок о бок. Каким образом одно переходит в другое? Как отзеркаливается?
Иногда образы выстраиваются помимо моей воли. Часто я не могу им приказать возникнуть такими или иными. Незваные тени приходят когда угодно. Одни, будто запахи из дешевой столовой, приносят с собой отголоски реального мира. Другие, будто живые существа, травмированные этой повседневностью, полностью отстраняются от нее. Я же, как зависимый от нирваны наркоман, не могу от них отказаться. Вполне возможно, что и в обыденную жизнь приношу нечто оттуда, из мира идеального. Потом сама верую в это и мучаюсь.
Все. Ничего между нами не было. Искорка из точки А в точку В пробежала лишь в моем мозгу. Но тут он звонит опять...
- Знаешь что, давай завтра встретимся.
- Но завтра нет репетиции.
- Ну, а мы встретимся просто, без репетиции.
- Зачем?
- Увидишь.
Ну, почему он не может вот так просто взять и оставить меня в покое, раз ничего нет! Дать четкий ответ на вопрос: между нами что? Или же я сама виновата, что никак не разберусь в подобной неопределенности?
Выяснить все окончательно завтра. Обещаю себе - раз и навсегда. Пусть никто никогда больше не смеет мне давать ложных надежд.
Всю ночь без сна, но никакой вялости. Утром: новые колготки, лучшая одежда, тщательный макияж. Еще пол дня просидеть на парах. Мои духи пахнут солнцем. Мой шарф цвета изумрудной первой травы. И я совсем не слышу что говорит учитель.
Мы встретились на конечной остановке маршрутки:
- Идем.
- Куда?
***
По узким улочкам, по липким от наступившей оттепели немощенным дорогам, он вел меня неизвестно куда. Говорил, как всегда, намеками. Ничего определенного:
- Ну, ты сама сейчас все увидишь. Там такое место, где я, ну...смогу тебе показать все, на что способен. И увидеть все, на что способна ты.
То есть, после наших ночных разговоров он считал меня этакой зрелой, опытной такой соблазнительницей, несмотря на всякое отсутствие опыта?
Ой, а мои ноги промокли - то насквозь! Растаявшая снежная жижа хлюпала в сапожках. Это совсем уж не «комме иль фо» для вечера любовных утех. Но, самый большой страх был, что не справлюсь с предложенной мне миссией «опытной дамы». Или дамы подопытной как лабораторная мышь?! О стольком было сказано-пересказано между нами по телефону! Вот, нужно было мне так старательно изображать из себя роковую женщину? Господи, лишь бы нам кто-нибудь помешал!
Небритый, но в аккуратной одежде, мужичок открыл калитку. Обычный двор частного сектора: фруктовые деревца, обвитые виноградной лозой (безлистые, побуревшие от снега). Цепной пес. Беленая одноэтажная хатка. Аккуратная, как и сам сторож. Культурный центр общества ценителей музыки и иностранных языков.
- Здравствуйте, Аркадий Федорович. Мы пришли поиграть на старинном фортепиано, которое у вас тут стоит. Моя подруга - профессиональная пианистка.
Мужичок изобразил радушие. Из окрашенной в блеклую зелень двери высунулась юркая старушонка, изображающая радушие не хуже старичка. У меня затеплилась надежда, что ничего не выйдет.
Старинное фортепиано стояло у окна. В комнатке пахло сыростью и мышами. К инструменту мы не торопились.
Ой-йой! На колготках у меня стрелка пошла. Обрати внимание, друг мой. Нужно только слегка приподнять юбку...
Но тут под благовидным предлогом в комнату просачивается сторож. Вазочки на полке красиво расставить. А мы что? Ничего. Ноты рассматриваем. То, что так близко друг от друга стоим - так ноты у вас ровесники вашей же калоши с педалями, уже лет сто как переставшей быть музыкальным инструментом. Пожелтели они, затерлись.
Сторож выходит. Мой друг не торопится отодвинуться от меня. Рука его стрелку на моих колготах ощущает вполне ...
Но тут в дверях появляется старушонка. «Может вам что-то интересное про пианино рассказать? Или про пожелтевшие ноты? Или, вообще, рассказ свой начать с возникновения нотной грамоты?».