- Нет, я серьезно.
- Да так, задачки всякие мелкие в уме решаю. Спи.
- Могу помочь решить.
- Понимаешь, сезон на улице резко с весеннего на летний поменялся. Придется тюки с летними шмотками из старого сундука доставать.
- Ну, так это - вечная женская беда. Полный сундук, а носить так нечего. Ничего, такое горе вполне поправимо. Водички мне налей. Сушит что-то рот, сильно.
Эх, наивный. Вечная женская беда совсем уж не в этом.
Конечно же, повел он ее на следующий день по магазинам. Был восхитительно терпелив, пока она перемеряла на себя все тряпки. Она же старалась особо не испытывать его терпение. Все было даже хорошо, пока не прошли мимо магазина детской одежды. Глядя на витрину, на которой висели мягонькие розовые пальтишка, на которой плюшевые медведи ели плюшевое разноцветное мороженное под веселые звуки детских песенок, Николай вдруг рассеяно сказал:
- Знаешь, недавно узнали что Кира второго ждет. Случайно так получилось. Даже не знаю что теперь делать. Ничего, выростим. Не такая уж многодетность получается. Все равно бы через пару лет решились, а тут такой подарок...
Не давать волю чувствам, не давать. Донести домой, а там- выплеснуть. Завыть можно, закричать можно. Только в подушку, чтобы соседей не напугать. Еще несколько месяцев назад она, Оля, уверена была, что вот, пришла к ней дочка Машенька. Неожиданная беременность, бывает, но так должно быть...ага, и только так. И смотрит на нее Машка сверху, из детских ангельских яселек, хитро смеется, рождения своего дожидаясь. Сюрприз маме и папе приготовила. А вот теперь Машеньки больше нет. И не будет никогда. Умерла ее Машка.
В комнате стоит большая чашка на окне. Огромная. С каким-то сказочным сюжетом. Несет лиса за дальние леса то ли петуха, то ли другую неведому зверушку. Оля так и не смогла разглядеть. Малеванный китч. Чересчур веселенькие малиновый и желтый цвета для такого триллера. Осталась от прошлых хозяев. Почему до сих пор не выкинула?
Похоронили ее Машеньку в мусорном ведре, вместе с использованными шприцами и прокладками. Будто и не было маленького человечка. Шесть-семь недель - червячок, не человек - говорили, успокаивали. Она в туалете кровавый кусочек в бумажку завернула и держала долго в руках. Сама убила. Мямля. Тюфтя. Как же родня ее деревенская отреагирует, слишком уж переживала! Позор незамужней детной! В город отпустили - в подоле принесла. Отблагодарила. Как же рожать! Без мужа! Без помощи! Вот же, пойдет о ней слава! Николай нервничал. Бывал с ней груб. И, все-таки, настоял на своем. А она, убийца,...теперь рада?
В дверь больничного туалета начали ломится нянечки какие-то или медсестры. Подозревали неладное. Боялись, что в унитазе с горя утопится, что ли? Открыла дверь. Спокойно сказала, что все в порядке. Врача не нужно. Полегчало.
Голубь на соседней крыше пытается утащить кусочек телевизионного кабеля к себе в гнездо, перепутав с веточкой....
Помнит. Интересно, как еще долго помнить будет холодную клеенку кресла под своим беспомощным голым задом? Как по коридорам белым бесконечно ходила, заглядывая в каждую дверь, искала, целую вечность, не могла найти, не понимая толком - кого именно. Вдруг, обрела тело, почувствовала сквозь наркоз, что внутренности будто выкачивают из нее мощным насосом. Действие наркоза стало слабеть. Поняла, что - не насос, а внутри ее, Оли, вышкрябывают что-то. Слышала голоса врачей, но не могла закричать, что пришла в себя, чтобы дали еще наркоз или прекратили пытку. Когда смогла мычать, ей говорят: тише, тише, уже почти все. Ей казалось, что она - кричит. Кричит бесконечно. И пускай. Все должны знать как ей страшно! После выяснилось, что только шептала.
Помнит еще вот что: в палатах мест нет, в палатах - роженицы и беременные на сохранении. Абортниц кладут в коридоре. В нише. Пол дня такая отлежалась, спрятав глаза, и домой. Абортниц особо и не выхаживают. Будто даже презирают немного (или казалось так, потому что на душе муторно).
Косолапя и шаркая стоптанными тапочками, мимо абортниц плетутся в процедурную беременные. Бегают медсестры. Врач только раз подошел... точно, презирает. Целый день ходит, будто мимо пустого места. Уже стемнело. Николай так и не появлялся. Опустели соседние койки. Оля листала какой-то журнал. Показалось, что врач спросил у медсестры:
-А эта? Она тут еще долго будет?
Обидно. Вроде бы все договорено было.
Уже свет убавили в коридоре. Беременные расползлись по своим палатам жрать и спать. Николая нет. Бросил. И все бросили. Никогда никто за ней не приедет. Еще немного...соберется с духом...встанет... как-нибудь сама. Вы не переживайте, добрый доктор -сама и доберется