— Пока это тайна… Узнаешь… в свое время. — Видно было, что дразнить Павла доставляло Марине Дмитриевне удовольствие.
— У Жени от меня нет тайн!
— Иди в баню! — Марина Дмитриевна защелкнула дверь и вернулась в кухню, на пункт подслушивания.
Тем временем Лукашин все еще не понимал хитрого Галиного плана:
— Но мы же договорились встречать Новый год с Катанянами. Подводить некрасиво. Ты уже сделала салат из крабов. Кстати, где ты достала крабы?
— Давали у нас в буфете!
— Я так люблю крабы!
— Тогда тем более съедим их сами! — намекнула Галя.
— А где мы их станем есть? — простодушно спросил Женя.
— Какой ты непонятливый! — нежно сказала Галя. — Мы будем встречать здесь, у тебя.
— А кого еще позовем? — спросил тупой Лукашин.
— В том-то и весь фокус, что никого! — Галя была терпелива.
— А мама? Она будет встречать с нами?
— Мама уйдет. Она все приготовит, накроет на стол, конечно, я ей помогу, а потом уйдет к приятельнице. У тебя мировая мама!
А мама, которая услышала, как Галя распоряжается ее судьбой, только лишь вздохнула.
— Ты умница, — воодушевился Лукашин. Он только сейчас осознал все выгоды, которые принесет ему реализация Галиного плана. — Почему это предложение не пришло в голову мне?
— Кто-то из двоих должен быть сообразительным!
— Ты знаешь… мне эта идея определенно нравится! Я выпью, я расхрабрюсь, обстановка будет располагать, и я скажу тебе то, что давно собираюсь сказать!
— А что именно? — с надеждой спросила Галя.
— Обожди до Нового года! — Лукашин явно не мог решиться на объяснение, что-то ему мешало.
— Боюсь, у тебя никогда не хватит смелости! — подзадоривала Галя.
— Трусость старого холостяка. Однажды я уже делал предложение женщине. К моему великому изумлению, она согласилась. Но когда я представил себе, что она поселится в этой комнате и будет всю жизнь мелькать перед глазами, туда-сюда, туда-сюда, я дрогнул и сбежал в Ленинград.
— А от меня ты тоже убежишь? — Галя сняла со стены гитару.
— Нет, от тебя не убежишь! — В голосе Лукашина прозвучала нотка обреченности. — Все уже решено окончательно и бесповоротно. Я так долго держался и наконец рухнул.
Галя победно улыбнулась, глаза у нее блеснули.
— Женя, а когда люди поют?
— Поют?.. На демонстрации поют…
— А еще?
— В опере…
— Нет, нет!
— Я не знаю… когда выпьют, поют…
— Балда! — нежно сказала Галя. — Не знаешь, когда поют…
— Когда нет ни слуха, ни голоса!
— Люди поют, когда счастливы! — подсказала Галя и протянула Лукашину гитару.
Сообразив, что он на самом деле счастлив, Лукашин тепло взглянул на Галю, взял гитару и встал у окна. За окном виднелись снежные поля Подмосковья, которые еще не успели застроить. Лукашин начал напевать. У него оказался негромкий, как говорят, домашний голос, немного хриплый, но приятный. Теперь таких доморощенных акынов у нас пруд пруди.
— Это чьи слова? — спросила Галя, прижимаясь к Лукашину.
— Пастернака. — Лукашин отложил гитару в сторону и… поцеловал девушку.
После долгого поцелуя Галя вырвалась из объятий и выбежала в переднюю. Лукашин помчался следом.
— Женечка, мне пора! — Галя вела беспроигрышную игру. — У меня еще столько дел сегодня.
Лукашин нервно потоптался на месте, потом снял с вешалки и подал Гале белую шубку, а потом… капитулировал. Он вынул из кармана брелок, на котором болтался ключ. По-видимому, это был ключ не только от его квартиры, но и от его сердца.
— Вот, возьми ключ и приходи к одиннадцати часам встречать Новый год! Я тебя люблю и хочу, чтобы ты стала моей женой!
Галя взяла ключ и, скрывая торжество, лицемерно заметила: