— Эй! — закричала Надя, медленно приходя в себя. — Эй, вставайте! Что вы здесь делаете? Эй, кто вы такой?.. Проснитесь, слышите, немедленно проснитесь!
Лукашин не отвечал.
— Вы живой или нет? — Преодолев страх, Надя попыталась растолкать Лукашина, но ее усилия оказались тщетными.
— Не… не надо меня трясти… — пробормотал сквозь сон Лукашин.
Надя в растерянности заметалась по комнате. Яростно схватила подушку, бросила в Лукашина.
— Кошмар какой-то… — Не открывая глаз, Лукашин взял подушку и запустил ею в Надю.
— Ах так, ну ладно, берегитесь!
Надя выбежала в кухню и вернулась с чайником.
— Я вас в последний раз предупреждаю!
И по лицу Лукашина побежали струйки холодной воды.
Поначалу это показалось спящему приятным. Он блаженно заулыбался.
— Ой, как хорошо! Ой, поплыли!
Потом веда проникла за шиворот, и Лукашин сразу же приподнялся:
— Вы что, с ума сошли? Я… я вам не клумба!
На всякий случай Надя отскочила в сторону.
— Вы откуда взялись? — закричал Лукашин. — Выметайтесь отсюда! И без разговоров!
Надя оторопела:
— Это неслыханно! Что вы здесь делаете?
— Я… тут… мы спим! А кто вы такая? Что вам здесь нужно?
Надя поставила чайник на стол.
— Хватит дурака валять! Что вы здесь разлеглись!? Ну-ка, выкатывайтесь отсюда, живо!
— Ну, это уже нахальство! — возмутился Лукашин. — Мало того что вы ворвались ко мне в квартиру, вы ведете себя как бандитка!
— К вам в квартиру? — передразнила Надя.
— Да, представьте себе, — в тон ответил Лукашин, — я здесь живу!
— А где, по-вашему, живу я? — в изнеможении спросила Надя.
— Мне-то какое дело! — не слишком вежливо ответил Лукашин. — Пожалуйста, уйдите отсюда, и как можно скорее. Сейчас ко мне придет моя невеста, Галочка, и я не хочу, чтобы она застукала меня с женщиной.
— Объясните мне наконец, — вскричала Надя, — почему ваша невеста будет искать вас у меня?
— Мне не до шуток. У меня голова раскалывается. Который час?
— Скоро одиннадцать. Ко мне должны прийти, и ваше присутствие здесь не обязательно! — И Надя швырнула Лукашину его брюки.
— Но почему ваши гости явятся ко мне встречать Новый год? И как вы сюда забрались? Я позабыл захлопнуть дверь, да?
Тут Лукашину захотелось попить, он схватил чайник, из которого его только что поливали, и потянулся губами к никелированному носику. Но Надя с такой силой вырвала чайник из его рук, что горемыка свалился с тахты.
— Но почему вы безобразничаете? Я пить хочу!
— Послушайте, вы! — грозно сказала Надя. — Вы хоть что-нибудь соображаете?
— Все соображаю. Безусловно.
— А где вы находитесь, по-вашему?
— У себя дома. Третья улица Строителей, 25, квартира 12!
— Нет, это я живу Третья улица Строителей, 25, квартира 12! — язвительно сообщила Надя.
А Лукашин ответил столь же язвительно:
— Нет, здесь живем мы с мамой. Уже три дня. Полезная площадь тридцать два метра, и соседей у нас нет!
— Извините, — издевательски продолжала Надя, — но это у нас с мамой отдельная квартира полезной площадью тридцать два метра!
Лукашин снова взобрался на тахту.
— Не могу сказать, что у нас с вами большие квартиры.
— Это очень ценное наблюдение, — насмешливо заметила Надя. — Я была бы вам крайне признательна, если бы вы… как можно скорее испарились!
И Надя решительно спихнула спеленатого в плед Лукашина на пол.
— Я требую уважения к себе! — запричитал Лукашин, пытаясь освободиться от пледа. — Кто меня закатал? Мама!
— Мама ушла! — холодно отозвалась Надя. В ответ Лукашин запулил в нее брюками. Надя тотчас кинула их обратно.
— Чья мама ушла? — спросил Лукашин.
— По счастью, у нас с вами разные мамы!
— И они обе ушли… Караул… — совсем тихо произнес Лукашин.
— Кто-то из нас двоих наверняка сумасшедший! — сказала Надя, и Лукашин осторожно вставил:
— Я знаю кто…
— Я тоже знаю… — поддержала женщина.
Лукашин осмотрелся, не зная, что делать дальше, как вдруг сомнение закралось в его душу:
— Зачем вы передвинули шкаф?
Надя была безжалостна:
— Как его внесли, так он здесь и стоит!
— Но это же моя мебель! — В голосе Лукашина зазвучали умоляющие ноты. — Польский гарнитур за семьсот тридцать рублей!
— И двадцать рублей сверху! — прокомментировала Надя.
— Я дал двадцать пять! — Лукашин повернулся и простонал: — Наваждение какое-то. Зачем мама поставила на стол чужие тарелки? И ширму нашу фамильную умыкнули…