Я проснулась среди ночи в гневе на женщину, которая считала это дерево своей собственностью. Я села в кровати. Трудно даже представить, сколько во мне накопилось ярости. Как можно думать, что владеешь тем, чем невозможно владеть, вот как это дерево? Только лишь потому, что оно растет в ее саду; но это вовсе не означает, что оно ей принадлежит. Как оно может быть ее деревом? Ведь совершенно ясно, что это мое дерево.
Надо что-то предпринять, решила я; пробраться сейчас, пока темно, к ее дому и незаметно бросить несколько камней, разбить одно или два окна и убежать. Пусть знает, что у нее нет права собственности на него. Это послужит ей уроком. На будильнике было без четверти два. Ты спал; тут ты перевернулся и что-то пробормотал во сне. Я осторожно выбралась из постели, не желая потревожить твой сон, захватила вещи в ванную, чтобы там одеться и не разбудить тебя.
Когда я вышла во двор, шел очень сильный дождь. Под деревьями в саду за домом я отыскала несколько подходящих камней. (Это вовсе не означает, что наши собственные деревья были менее важными, чем то дерево; они были славные, хорошие, но не более; с ними все совсем иначе.) Я нашла несколько гладких камней, из тех, что мы привозили каждый раз по возвращении с какого-нибудь пляжа, положила их в карман куртки и ушла через черный ход, чтобы ты не услышал шаги в передней. На пути к дому этой женщины со стороны дороги стоял знак объезда; кто-то мостил подъездную дорогу, раскопав землю у парадного входа. Здесь кругом валялись небольшие куски и половинки кирпичей и в избытке — осколки разбитой плиты для мощения мостовой. Никто меня не видел. На улице вообще никого не было, всюду пусто, и только случайный свет в окне.
К дому женщины я добралась в кромешной темноте. Шел дождь, я промокла до нитки, весь тротуар за воротами сада был устлан мокрыми лепестками. Я засунула кусок плиты под руку, беззвучно открыла ворота. Из меня получился бы великолепный грабитель. Я бесшумно пересекла лужайку и встала под деревом.
Дождь сбивал лепестки; крошечные и утяжеленные водой, они падали вниз, образуя вокруг дерева белый круг на темной траве. Тяжелые ветви усиливали звуковой фон; надо мной раздавался равномерный приглушенный шум дождя, сквозь который слышался стук дождевых капель о цветки. И тут я затаила дыхание. Опустилась на мокрую траву; лепестки облепили мои ботинки, а когда я провела рукой по волосам, лепестки прилипли к моим пальцам. Я аккуратно разложила в ряд свои камни, половинки кирпичей и кусок плиты на всякий случай, если вдруг понадобятся. Лепестки к ним тоже прилипли. Из «оружейного» ряда я выдвинула вперед одну пару. Они были похожи на молодоженов после свадьбы. Меня пробрала дрожь, но не от холода. Было влажно. И прекрасно. Я прислонилась спиной к стволу, почувствовав через куртку на спине твердые борозды коры, и наблюдала за тем, как осыпается крупицами цветение, сбиваемое дождем.
Мы сидим в кухне за столом друг напротив друга, и ты говоришь мне о том, что влюбилась. Когда я прошу тебя рассказать, в кого ты влюбилась, ты смотришь на меня укоризненно.
— Да не в кого-то, — говоришь ты.
И тогда ты мне рассказываешь о том, что полюбила дерево.
Для тебя все это странно. Ты побледнела. Возможно, у тебя лихорадка или ты простудилась, думаю я. Ты крутишь пальцем покрытие под тостером. Я изображаю спокойствие. Я не выгляжу сердитым или расстроенным, вовсе нет. Под покрытием видна полоска старых хлебных крошек, оставшихся от наших завтраков и лежащих там бог знает с каких пор. Я думаю про себя, что для твоей лжи должно быть серьезное основание, потому что обычно ты никогда не лжешь, это так тебе не свойственно. Но, правда, в последнее время тебя трудно узнать. Ты выглядишь то дерзкой, взволнованной, а то яснолицей, как ребенок; ты украдкой выскользнула из постели, а потом быстро вышла из дому, думая, что я сплю, и продолжаешь говорить какие-то странные вещи о рассеивании семян и восстановлении лесных массивов. Вчера вечером ты мне рассказывала о том, что на создание одного яблока дереву требуется энергия пятидесяти листьев, что одно дерево может создать миллионы листьев, что ствол дерева состоит из древесины двух видов — ядровая древесина и заболонь, — и что в ядровый слой дерево складывает все свои отходы, и что те деревья в лесу или роще, которые получают меньше солнечного света, так как они ниже других, называют подлеском.
Я влюбилась в дерево. И не могла иначе. Мне бы рассердиться. Вместо этого я сохраняю спокойствие. Знаю такое средство. Я пытаюсь подобрать правильные слова.
— Как будто это миф? — спрашиваю я.
— Это вовсе не миф, — возражаешь ты. — Какой миф? Все реально.
— Хорошо, — соглашаюсь я. Я говорю успокаивающим тоном. Киваю.
— Ты мне веришь? — спрашиваешь ты.
— Верю, — подтверждаю я. В моем голосе нет ни капли сомнения.
Пройдет какое-то время, прежде чем я и впрямь поверю, что речь идет о дереве, и, когда это произойдет, мне станет легче. Более того, меня это радует. У моего единственного соперника за все годы нашей совместной жизни нет даже гениталий. Я обхожу вокруг него, чтобы долго еще улыбаться своей удаче. Дерево, да ради бога, смеюсь я про себя, когда плачу за кулек яблок в супермаркете или когда вытаскиваю за хвостик вишню, одним щелчком отрываю хвостик, подбрасываю вишню в воздух и ловлю ее ртом, довольный собой и в надежде, что кто-то это видел.
Я такой простодушный. У меня совсем нет фантазии.
Как раз то, что надо, чтобы заставить себя поверить во все это. Несколько дней спустя я прихожу домой после работы и вижу, как ты молотком и отверткой долбишь ламинированный пол посреди передней. Ламинат, когда мы его стелили, обошелся нам в целое состояние. Мы оба об этом знаем. Я сажусь на диван.
Подпираю голову руками. Ты поднимаешь сияющие глаза. И видишь мое лицо.
— Я только посмотрю, что там под ним, — объясняешь ты.
— Бетон, — говорю я. — Неужели ты забыла, когда мы сюда въехали, здесь был бетонный пол, удручающий, именно поэтому мы закрыли его ламинатом?
— Да, но я хотела бы узнать, что там под бетоном, — настаиваешь ты. — Мне надо проверить.
— И как же ты собираешься пробиться через бетон? — спрашиваю я. — С помощью отвертки ты туда никогда не доберешься.
— Я возьму дрель в подвале, — отвечаешь ты. — В любом случае дрель нам пригодится.
Ты усаживаешься рядом со мной на диване и сообщаешь о своем плане перенести дерево домой.
— Но держать дерево в доме невозможно, — говорю я.
— Ну, что ты, очень даже возможно, — возражаешь ты. — Я все разузнала. От нас лишь требуется обеспечить его достаточным количеством воды, и нужно, чтобы пчелы его опыляли. Придется приобрести несколько пчел. Хорошо?
— А как же свет? — говорю я. — Деревьям необходим свет. И как быть с корнями? Люди рубят деревья, потому что их корни, добираясь до фундамента, разрушают здания, а это очень опасно. Твое предложение — на самом деле сумасшествие, потому что можно разрушить основание дома, в котором ты живешь. Разве не так?